Ольга Борисовна Литаврина - Пока мы рядом (сборник)

первом классе. Наши с Вэном семьи жили тогда на улице Серафимовича, в доме два. В том самом знаменитом трифоновском Доме на набережной, где первые этажи были почти сплошь украшены мемориальными досками и куда в свое время Сталин, «для компактности», заселял семьи правительства и партии. Про себя я всегда называл этот дом «правительственным гетто». Вообще, я чувствовал себя чуждым этим столичным высшим кругам, не любил их и не уважал «коммунистического наследия». Возможно, это было влияние моего отца, вошедшего в элитарную семью матери со стороны и ненадолго и каким-то образом попавшего под каток репрессии. Довольно долго имя его было в нашем доме под большим запретом, и запомнился он мне только благодаря большой фарфоровой статуэтке – пограничнику с собакой, – присланной мне на пятилетие, и после развода длительной болезни матери. Мать я лет до семи почти не видел, в основном навещал ее в больницах, где пахло лекарствами и строго запрещалось шуметь и бегать.

Так что в школу я собирался с большой радостью, надеясь, что там-то уж разверну свою энергию и неуемную, по мнению родных, фантазию.

Школа находилась через дорогу, на набережной, которая тогда называлась набережной имени французского коммуниста Мориса Тореза. Раньше, как говорили, в этом здании был Институт благородных девиц, и школу постоянно грозились закрыть из-за «опасности обрушения». Здание, правда, стоит и до сих пор, но, когда я учился в третьем классе, школу все-таки закрыли и нас перевели в Лаврушинский переулок, рядом с любимой Третьяковкой. И там в пятом классе мы впервые встретили Майку… Впрочем, давайте все по порядку.

Итак… Мы с Вэном жили в Доме на набережной, а Стас с матерью обитал напротив, с другой стороны Каменного моста, в нелепом кургузом желтом доме на перекрестье путей. Дом этот каждый год собирались сносить, но, как и здание нашей первой школы, он здравствует и до сих пор. Причин сдружиться у нас было вполне достаточно.

Во-первых, выражаясь языком собаководов, мы имели «сходство родословных». Со Стасом нас объединяло то, что и его, и меня наши матери растили без отцов, из-за чего даже долгое время были дружны (правда, моя мать всегда держала какую-то невидимую планку повыше головы простоватой и неухоженной Стасовой матери. Зато Стас, в отличие от нас с Вэном, получал от своей матери столько любви и заботы, что и нам двоим, будь мы ему родными, досталось бы с лихвой). А Вэн, Венька Ерохин, хотя и жил в нашем правительственном «курятнике» и даже имел как мать, так и отца, оказался самым обделенным из нас троих (даже четверых, включая Майку), так как ребенком в семье Ерохиных он был приемным, а настоящих своих родителей не знал совсем.

Во-вторых, учились мы все весьма средне, правда, по разным причинам. Долбину и Майке школьные предметы давались с трудом (Майке, как девчонке, – связанные с математикой, а Стасу с его неповоротливыми мозгами – все, где приходилось думать). А мы с Вэном охотно занимались тем, что любили, а именно: историей без заучивания дат, английским без перевода со словарем, литературой не по программе и русским – в плане совместного написания «пиратских рассказов». Все же остальные предметы мы попросту списывали, а при ответах кое-как выкручивались за счет юмора и памяти. В то же время, не желая огорчать родителей, все мы, по идее, нацеливались на вузы, по возможности престижные. Это заставляло нас все-таки дотягивать до приличного и необходимого в то время «среднего балла» аттестатов. А значит, требовало времени и сокращало наши свободные часы, вечно занятые всевозможными проделками и озорством. Здесь мы тоже не доходили до крайности: сдерживала боязнь быть изгнанными из школы – нашей престижной элитарной специализированной английской школы номер девятнадцать, носившей имя совершенно непостижимого для нас, но считавшегося страшно народным Виссариона Григорьевича Белинского. Ни тогда, ни теперь я так и не узнал, какое, собственно, отношение к образованию имел сей, как нас уверяли, «неистовый и передовой» критик, но в 1977 году школа его имени была окончена. Мы покинули ее стены (правда, с неплохими в итоге аттестатами) так естественно, что ни у кого ни разу потом не возникло желания отметить очередную годовщину окончания школы в любезном сердцу кругу одноклассников.

Из десяти проведенных в школе лет мне запомнилось довольно мало. В пятом классе, когда нашу троицу только-только влили в класс, где училась Майка, я --">