Борис Петрович Екимов , Евгений Перемышлев , Алексей Смирнов , Людмила Евгеньевна Улицкая , Александр Мотельевич Мелихов , Майя Александровна Кучерская , Журнал «Новый мир» , Сергей Павлович Костырко , Кирилл Рафаилович Кобрин , Андрей Витальевич Василевский , Владимир Алексеевич Губайловский , Валерий Ильич Мильдон , Михаил Павлович Одесский , Бахыт Шкуруллаевич Кенжеев , Михаил Яковлевич Горелик , Дмитрий Геннадьевич Шеваров , Елена Невзглядова , Евгения Свитнева , Виталий Дмитриев , Владимир Борисович (2) Коробов (поэт) , Семен Файбисович , Елена Касаткина , Татьяна Шуваева , Кирилл Ропоткин , Юрий Лобода , Антон Вальдин , Валентин Любарский - Новый мир, 2000 № 08

отсутствия в какой-либо специфически-интернетовской метки. Эти тексты заставляли думать о литературе и только. И при сопоставлении этих текстов, честное слово, не было потребности в каких то дополнительных, специальных критериях. Конкурс показал то, что очень легко было предположить изначально — для художественных текстов есть только одна вопрос, литература этот или нет. Все остальное — от лукавого. Все остальное — вопросы авторских самолюбий, тусовочных амбиций, не более того. Но далее по порядку. Казалось, что в условиях конкурса «Улов» есть очевидный изъян — наличие только двух номинаций — Стихи и Проза — которые затруднят работу конкурса, сделают неизбежной путаницу в жанрах; что логично было бы ввести, как минимум, еще одну номинацию: «эссе». Но на практике нынешние правила конкурса не осложнили, а напротив, упростили работу жюри с текстами, претендующими на жанр эссе. Условия эти как бы подразумевают в оценке эссе первенство художественной состоятельности текста. Вот эссе умного тонкого знатока поэзии, опирающегося еще и на собственный опыт поэта, Елены Шварц «Земная плерома», интересный текст, но проблем для меня как члена жюри не ставит — это умные проницательные литературно-критические заметки, Это не эссе. А вот эссе Сергея Морейно «Непонятный, но возлюбленный Целан» о Пауле Целине — это, прежде всего, «филологическая» проза, разумеется текст Морейно содержит интересные сведения о поэте, и некий очерк поэзии, но главное, на чем сосредоточен текст — на создании художественного образа поэта и его поэзии, и соответственно, в тексте присутствует и сам автор эссе. Собственно, это (наличие автора-художника. А не только исследователя) и определяет жанровую принадлежность текста Морейно — пере нами эссе.

Не возникает вопроса и с эссе Владимира Коробова «Дальневосточные экспедиции князя Э.Э.Ухтомского…» — и не только потому, автор не скрывает своих «борхесовских» беллетристических приемов: придуманный герой князь Ухтомский, придуманный сакральный текст, история культуры, история некой мистической потаенная пра-книги чуть ли не всей русской культуры; интеллектуально-детективный боевик, разработанный как бы средствами кондового историко-культурного исследования. Доведенная почти до пародии стилистика научных исследований, явленная, скажем, в популярных ныне культурологических бестселлерах А. Эткинда.

Производит впечатление очевидной талантливостью вариации Рената Хисматуллина «История Крысолова из Гаммельна в семи фрагментах», активно задействовшие уже классические для «интеллектуальной прозы» ХХ века приемы. Немного отдает литературной игрой рассказ Клима Каминского «Народная душа», но у автора достаточно вкуса, чтобы не сделать свою историю аляповатым лубком — освоенные нами по прозе шестидесятых (Шукшин, Белов, Казаков) характеры обитателей маленького провинциального городка хоть и отсылают к уже прочитанному, но обладают и собственным обаянием, очень хотелось бы надеяться, что рассказ этот прочитанный в более широком контексте прозы самого Каминского уже не будут вызывать ассоциаций с ранним Беловым или Шукшиным.

Составляя для себя эту десятку, я, естественно, колебался, потому что были и еще рассказы о которых следовало бы поговорить подробнее, — приведенный выше список, повторяю, неизбежно вкусовой Хотя, возможно, ничем не особо не уступает большей части выбранных мною текстов, скажем, неожиданно придуманная, азартная проза Дмитрия Пушкаря в отрывках из повести «За Родину и все такое», или афганский рассказ Павла Андреева «Душа», или рассказ Алексея Никитина «Три бутылки водки» о судьбе (обычной, заурядной, как заурядна по-своему любая человеческая судьба — по Чехову: «скучная история») русского и советского писателя, автора военных романов и повестей, в котором возникает послевоенный Киев, редакционные работники конца 40-х, сталинский лауреат, а потом — эмигрант Виктор Некрасов; рассказ это написан подчеркнуто, почти полемично традиционно и по интонации, и по теме, и способам письма и при этом, а может, благодаря этому, почти пронзительный ясный, грустный, умный. Производит впечатление талантливой напористой прозы «поток сознания» Ольги Зонберг в «Отрывном календаре навсегда»; чуть кокетничающая психологической непричесанностью автора-повествователя, но несомненная проза Элины Свенцицкой; или притчеобразная миниатюра Игоря Левшина «Пророк». К --">