Ирина Васильевна Василькова , Ольга Леонидовна Канунникова , Всеволод Николаевич Петров , Виктор Альфредович Куллэ , Андрей Германович Волос , Журнал «Новый мир» , Сергей Павлович Костырко , Родион Андреевич Белецкий , Андрей Витальевич Василевский , Сергей Станиславович Беляков (критик) , Ирина Захаровна Сурат , Владимир Алексеевич Губайловский , Александр Константинович Гладков , Павел Андреевич Руднев , Игорь Юрьевич Клех , Павел Михайлович Крючков , Наталья Андреевна Сиривля , Ольга (Полина) Иванова (Ольга Евгеньевна Яблонская) , Наталья Вениаминовна Смирнова , Данил Файзов , Стас Ефросинин , Алексей Климов , Иосиф Беленький - Новый мир, 2006 № 11

Леско.

Мне страшно было сказать себе, что это не так, что я ничего не надумал, а в самом деле все забыл и потерял себя и живу только тем, что люблю Веру.

Я укладывался на нарах так, чтобы видеть сразу весь вагон. Где бы ни появилась Вера, я мог ее видеть. Я поворачивался как сомнамбула в ту сторону, где была она. Я был не в силах на нее не смотреть.

Вера появлялась из-под нар с особенной прической, которую стала делать только теперь: волосы были высоко взбиты справа и слева; лицо от этого становилось тоньше и строже. Прическа придавала ей непонятное сходство с фантастическими дамами восемнадцатого века. Губы с утра были ярко нарисованы. Вера двигалась по вагону, а я лежал на нарах и поворачивался вслед за ней.

— Я как на сцене, — говорила мне Вера.

Теперь она почти не убегала. В кинематографе и на танцульках девушки бывали без нее.

Я выходил из вагона один и ждал ее у ближайшего перехода. Мы уходили бродить по лабиринтам среди эшелонов. Они тянулись повсюду и мелькали у меня в глазах. Вера всегда безошибочно находила дорогу. Она меня вела. Когда мы оставались одни, я не мог оторвать от нее губ. Она потихоньку поворачивала ко мне лицо. Я ждал, когда вся она ко мне повернется и быстро, стремительно меня поцелует.

Мы возвращались порознь. У последнего перехода я с ней прощался. Вера шла в вагон, а я приходил туда позднее, один, и взбирался на нары, чтобы снова на нее смотреть.

— Все смешалось в доме Облонских, — сказала мне Нина Алексеевна, когда я взгромоздился на нары, положил голову повыше и сдвинул дорожный мешок, мешавший мне видеть Веру.

— Что вы хотите этим сказать? — официально спросил я.

— То самое, что вы сами знаете. Когда мы ходили в кино, Галопова оста­валась в вагоне и видела, как вы целовали Веру.

— Неужели вы ей поверили? — сказал я с негодованием.

— Я ей сказала, что не верю. Но если бы вы только знали, какие мерзости рассказывают о вас в вагоне! Галопова говорит, что вы столкнули маленькую Лариску и та кричала: «Не трогайте Верочку», — а вы ничего не слушали и всюду лезли со своими поцелуями.

— И вы всему этому верите!

— А Левит сказал, что вы завели разврат в нашем вагоне и что по ночам у печки вы черт знает что делаете с Верой. И даже Асламазян — вы ведь знаете, как он к вам расположен, — и тот говорит, что не ожидал от вас этого.

— Я надеюсь все‑таки, — сказал я, — что вы не будете верить всем этим пошлостям. Я всегда считал, что в подобных случаях откровенность совсем не у места. Но если уж мы живем настолько впритирку друг к другу, что скрыть ничего нельзя, то я предпочитаю, чтобы вы знали обо всем не от Галоповой, а от меня самого.

— Я тоже так предпочитаю, — сказала Нина Алексеевна.

— Неужели вы думаете, что я влюблен? Разве я похож на влюбленного? — спросил я и повернулся, потому что Вера перешла на другую сторону вагона.

— По-моему, очень похожи, — сказала Нина Алексеевна.

— А между тем это вовсе не так. Но вы ведь сами видите, что Вера какая-то особенная. Она ничуть не похожа на других дружинниц. Те — мещаночки. Они ничего не могут придумать. Все у них страшно обыденно — все их романы, ссоры, надежды, все, чем они живут.

— А Вера — необычайная?

— Вот вы смеетесь над этим. А у нее в самой внешности есть что-то особенное. В ней какие-то черты восемнадцатого века. Она похожа сразу на Марию-Антуанетту и на Манон Леско, — сказал я и снова повернулся вслед за Верой.

— Вы с ней об этом и говорите на ваших прогулках? — спросила Нина Алексеевна.

— Нет, отчего же? У нее есть фантазии, желание славы; она мечтает стать актрисой. Вообще какой-то девический романтизм. Вот мы об этом и разговариваем, — сказал я.

— Вы думаете, что вас никто не видит, а вас все, решительно все встречают, — сказала Нина Алексеевна.

— Не может быть, чтоб уж решительно все, — сказал я с улыбкой.

— А Вера нарочно афишируется с вами, — сказала Нина Алексеевна, — чтобы Розай приревновал ее.

— Но боже мой, что ж тут такого! Я же говорю вам: она меня интересует совершенно литературно, — сказал я.

— Какая уж тут литература! — сказала Нина Алексеевна.

— Вера из породы пламенных людей, живущих вне формы, — ответил я.

— Что еще за пламенные люди?

— По-моему, это понятно, если говорить о гениях, — сказал я. — Вот Гёте, Моцарт, Пушкин — люди безупречные, совершенные. В них все определяется формой. Удел безупречности — завершать и подводить итоги. Не надо думать, конечно, что они не могут --">