Вальтер Флегель - Случай в Бергхайде

class="book">— Как часто здесь идут дожди? — полюбопытствовала Рената.

— Когда как, — ответил Хут, — но всегда неожиданно. — Подойдя к столу, он налил в бокалы красного вина из бутылки без этикетки.

Манфред присел на кушетку рядом с Ренатой. Фрау Хут сложила руки на заметно выступающем животе. Она ждала уже пятого ребенка.

Рената понимала, что ее пригласили сюда как раз для того, чтобы сагитировать остаться здесь навсегда, и теперь ждала, когда же эти трое начнут свои нападки на нее за то, что она не хочет переехать в Бергхайде и учительствовать здесь.

Хут поднял бокал, на секунду задумался над тостом, а затем произнес:

— Ну, независимо ни от чего давайте выпьем за хорошую погоду!

Домашнее вино было теплым и сладким. Хозяин не без гордости похвастался, что оно приготовлено его собственными руками из винограда, растущего за домом.

Вино похвалили. За первым бокалом выпили по второму, затем по третьему. Приятное тепло разлилось по телу. Наступило временное затишье, какое обычно бывает перед боем.

Манфред придвинулся поближе к Ренате.

Разговор зашел сначала о Дрездене, затем о Лейпциге, потом вспомнили Бад–Шандау, позже переключились на виноделие, с которого перескочили на остров Рюген. Поспорили о книгах, об учителях и учениках, о методике воспитания. Все старались не упоминать Бергхайде, в котором располагалась воинская часть, где служил Манфред.

Разговорились о книге Кристы Вольф «Разделенное небо».

— Читая эту книгу, — начал майор Хут, — подчас трудно понять, что хотел сказать автор. Мне она не очень понравилась. Некоторые герои, вращающиеся вокруг Риты, ну, например, Метернагель, совсем не жизненны. Однако очень многие читатели превозносят эту вещь, как будто, кроме этой книги, у нас больше ничего нет. Но, может быть, самое важное достоинство этой книги как раз и заключается в том, что она вызвала такую оживленную дискуссию. — Хут снова наполнил бокалы вином.

Слушая майора, Рената, смущенная, старалась отмалчиваться. Откровенно говоря, она не ожидала от кадрового офицера такого глубокого знания литературы и вообще всего, что не имело непосредственного отношения к армии и армейской жизни. Она ожидала молчаливого любопытства, и только. А перед ней в кресле сидел раскрасневшийся от вина майор и свободно и ясно излагал свои мысли. Сказав несколько фраз, майор откидывался на спинку кресла и, улыбаясь, отпивал глоток вина из бокала.

Постепенно Рената снова втянулась в разговор. Заговорили о школе и школьных делах. Речь зашла о том, что в соседнем селении один учитель в шестом классе начал разговор о вопросах секса, причем сделал он это так, будто объяснял устройство и принципы действия какой–нибудь машины.

— Самое естественное дело на свете, — усмехнулся майор. — Все происходит так же, как и тысячи лет назад… Учитель взял на себя обязанность разъяснить это детям, хотя сами родители должны были просветить детей на этот счет. Родители, конечно, всполошились…

Майор не обвинял учителя и не выступал против разъяснения сексуальных вопросов.

Фрау Хут тоже не была против, но только считала, что в школьном коллективе этот щекотливый вопрос надо разъяснять умно и тонко.

— Вместо объяснений, — продолжал Хут, — нам необходимо воспитывать себя. Мы должны научиться воспитывать свои чувства, тогда у нас не будет ни недооценки, ни переоценки вопросов секса. Однако начинать это воспитание надо в семье. Школа в этом вопросе может помочь или, как в случае с тем учителем, навредить. Нам необходимо больше думать над собственным образованием. — Майор снова откинулся на спинку кресла.

Все молчали, выражая этим свое согласие с ним.

Репата углубилась в воспоминания о юности. Вспомнила Дрезден–Клотце, холм, поросший платанами, соснами и елями, под кронами которых укрылась старая вилла с опущенными жалюзи на окнах и ласточкиными гнездами под крышей. В памяти навсегда сохранилась мансарда с покатой крышей, ее собственная комната. Самое любимое место в комнате — большое окно с широким подоконником, которые раз в году красили белой краской. Подоконник служил Ренате одновременно и письменным столом, и столом для игр.

Тут же она и ела. Из окна подкармливала ласточек и воробьев. Облокотившись на подоконник, она горько плакала от

--">