Габриэль Гарсия Маркес - Море, где исчезали времена

целым и невредимым две гражданские войны и только в третьей потерявший один глаз. Он нарочно проиграл ему одну партию, чтобы тот остался сыграть вторую.

— Вот скажите мне, дон Максиме, — спросил он, — Вы бы смогли похоронить свою жену заживо?

— Без сомнения, — сказал дон Максимо Гомес. — Поверьте — и рука бы не дрогнула.

Старый Хакоб озадаченно умолк. Потом, нарочно отдав противнику свои важнейшие шашки, вздохнул:

— Это я к тому, что Петра вроде собралась умирать.

Дон Максиме не выразил ни малейшего удивления.

— В таком случае, — сказал он, — вам не придется хоронить ее заживо.

Он «съел» две шашки и вывел одну в дамки. После этого устремил на партнера единственный глаз, увлажненный слезой грусти.

— А что с ней такое?

— Ночью, — объяснил старый Хакоб, — она слышала запах роз.

— Тогда должно умереть пол поселка, — сказал дон Максиме Гомес. — Целое утро все только об этом и говорят.

Старый Хакоб должен был приложить немало усилий, чтобы снова проиграть, не обидев его. Он убрал стол и стулья, запер лавку и отправился искать кого-нибудь, кто слышал запах роз. Но только Тобиас мог подтвердить это с уверенностью. Так что старый Хакоб попросил его зайти к ним, как бы случайно, и все рассказать его жене. Тобиас согласился, В четыре часа, принарядившись по случаю визита, он появился на внутренней галерее, где жена старого Хакоба целый день трудилась, готовя мужу одежду для траура. Он вошел так тихо, что женщина вздрогнула.

— Боже милостивый, — вскрикнула она, — я уж думала — это архангел Гавриил.

— Видите теперь, что ошиблись, — сказал Тобиас. — Это я, пришел рассказать вам кое-что.

Она поправила очки и снова принялась за работу.

— Знаю я, что… — сказала она.

— А вот и нет, — сказал Тобиас.

— Ночью ты слышал запах роз.

— Откуда вы знаете? — растерялся Тобиас.

— В мои годы, — сказала женщина, — у человека столько времени для размышлений, что можно стать ясновидящей.

Старый Хакоб, подслушивавший за перегородкой в комнате за лавкой, выпрямился пристыженный.

— Что скажешь, жена? — крикнул он из-за перегородки. Он обошел вокруг и появился на галерее. — Значит, это не то, что ты думала.

— Этот парень все выдумал, — сказала она, не поднимая головы, — Ничего он не слышал.

— Было около одиннадцати, — сказал Тобиас, — я отгонял крабов.

Женщина дошила воротник.

— Выдумки, — повторила она. — Все знают, что ты лгун. — Она перекусила нитку и посмотрела на Тобиаса поверх очков, — Одного не пойму — так старался: ботинки почистил, волосы напомадил — и все для того, чтобы прийти и показать, что не очень-то ты меня уважаешь.

С этого дня Тобиас начал следить за морем, Он повесил гамак на галерее, в патио, и ждал ночи напролет, с удивлением прислушиваясь к тому, что происходит в мире, когда все спят. Много ночей подряд он слышал, как отчаянно скребутся крабы, пытаясь добраться до него по стойкам гамака, и еще много ночей прошло, прежде чем они устали от своих попыток. Он узнал, как спит Клотильда. Оказывается, она издавала свист, похожий на звук флейты, который становился тоньше по мере нарастания жары и тихо звучал на одной ноте в тяжелом июльском сне. Поначалу Тобиас наблюдал за морем, как это делают те, кто хорошо его знают, — глядя в одну точку на горизонте. Он видел, как оно меняет цвет. Видел, как оно мутнеет, становится пенным и грязным и выплевывает горы отбросов, когда сильные дожди полощут его расходившиеся кишки. Мало-помалу он научился следить за ним, как это делают те, кто знают его лучше, — может быть, даже не глядят на него, но не забывают о нем даже во сне. В августе умерла жена старого Хакоба. Утром ее нашли в постели мертвой, и, как всех остальных, пришлось бросить ее в море без цветов. А Тобиас все ждал. Так сильно, что ожидание стало смыслом его жизни. Однажды ночью, когда он дремал в гамаке, ему почудилось, как что-то в воздухе изменилось. То появлялся, то исчезал какой-то запах, как в те времена, когда японский пароход вывалил у самого порта груз с гнилым луком. Потом запах устоялся и уже не исчезал до рассвета. И только когда стало казаться, что его можно взять в руки и показать, Тобиас спрыгнул с гамака и вошел в комнату Клотильды. Он несколько раз встряхнул ее.

— Вот он, — сказал ей Тобиас. Клотильде пришлось пальцами раздвинуть запах, как паутину, чтобы приподняться. Потом она снова упала на теплую постель.

— Будь ты --">