Алексей Синиярв - Блошка банюшку топила, вошка парилася

class="book">Корневолосый загубленный конь

Листает свое житие.

А в небе промозглом звезда

Застыла, глядит на него.

Слова при звезде не понять —

Они потеряли свой смысл.

И конь приготовился спать

Читать этот конь не привык.

Он долго и трудно пахал,

Сносилась вся кожа его,

Копыта дырявы насквозь

И вот даже нету пальто.

А как бы в пальто хорошо

Ходить на Октябрьский парад!

И был бы он — конь в пальто.

Но всем на него наплевать.

Никто не подарит пальто.

Коням — только хомут да кнут.

И сверлит из глаза слеза —

Награда за доблестный труд.

Но этот – последний. Больше стихов писать не буду. Перейду на прозу.

А по правде. Чего уж там. Носил в газету стихи, на конкурс ко дню города.

Хлыщ какой-то сидит, литературно-ответственный. Прочитал. Потом говорит: а что это у вас «коршун вьется»?

А что, ему ползать что ли? говорю. Он же в небе.

«Вам, молодой человек надо поучиться, классиков почитать. Пушкина».

Да что вы со своим Пушкиным! — я ему говорю.

Он аж подпрыгнул. «Как так! Пушкин! Светоч! Наше всё!» Закудахтал, лепрозорий.

Устарел ваш Пушкин — ему говорю. — Неожиданностей ему не хватает.

«Каких неожиданностей? Вы о чем говорите?»

Ну, я образно поясняю этому филологу языкознания. Он пишет, Пушкин ваш: «мороз и солнце, день чудесный». И что тут такого? Дураку ясно, что если мороз и солнце, то и день чудесный.

«Как же надо?» — хлеборезка эта спрашивает морная.

Я отвечаю, да вот так: «Мороз и солнце. Подрались два японца».

В общем, не взял мои стихи, драндулет перхоточный.

Вот такие старперы и гробят молодое дарование. Ладно. Я своего в поэзии достиг. Других жалко.

Теперь повести писать буду. Или романище. На пятьсот страниц. Как Лев Николаевич. Вот про баню нашу напишу.

--">