Василина Александровна Орлова - Квартет

Да, ловила я себя на мысли. Автор заметок в высшей степени необычен. Мои братья тоже служили, и я видела их тетрадки и блокнотики. Никаких изречений из священных книг, никакого презрения к пороку и прелести, зато сколько угодно кочующих из призыва в призыв на протяжении десятилетий, а то, может, и столетий витиеватых скабрезностей, с которыми, впрочем, я тоже ознакомилась с искренним интересом. Что ни говори, то было полезное чтение: о существовании и взаимоотношении многих вещей на планете я раньше даже и не догадывалась…

На конвертах — треугольные красные печати с неким двуглавым силуэтом и надписью «Письмо военнослужащего по призыву БЕСПЛАТНО». С обратной стороны они хитроумно «запечатаны», на одном по месту склейки наштрихованы полоски, означающие колючую проволоку, на другом — навешен довольно хитро и искусно вычерченный замок.

Письма лежали вперемешку, вот досталось мне одно из первых:

«В Чечню будут посылать особый контингент, то есть из трехсот человек поедут только пятьдесят два солдата. Среди нас есть и те, которые желают там побывать. Помимо мальчишеской гордости ими движет скорый срок службы и небольшая компенсация в виде боевых денег. Есть парнишки, которые и не против поехать, но, глядя на них и их цели, я ужасаюсь при мысли — что они будут там делать? И начинаю соглашаться с нашим ком. роты, что у этих людей своя Чечня…»

«Прошлое письмо, наверное, может показаться тебе слишком унылым. Я и сам это осознаю, просто бывает, когда на душе скапливается много горечи и ей необходимо куда-нибудь выплеснуться и не замыкаться в себе. В армии есть какое-то время, когда особо тянет к дому — вспоминаются родители, братья и сестры и многого становится жаль, а душа разрывается.

Сегодняшний день мне особенно будет знаменателен, потому что я совершил первый прыжок с парашютом. Это было очень здорово, тем более что я никогда ничего подобного не испытывал. Я первый прыгал с самолета, это оттого, что я больше всех весил — категория веса. Сначала, когда мы еще стояли на взлетной полосе, было не так страшно, но когда взлетели, и открылась дверь с красным сигналом самолета «АН-2», и я посмотрел вниз — был момент, когда мне все это показалось как во сне, потом короткий миг, и я очутился в открытом пространстве. При отделении от самолета каждый десантник должен отсчитывать — 501, 502, 503, «кольцо» (в этот момент я должен был выдернуть кольцо правой рукой у себя на груди), затем 504, 505, «купол», и после этого слова надо мною, продуваемый ветром, должен был взвиться и возвыситься парашют. Когда же я выпал с самолета, то обо всем том забыл, единственно, что было в моем сознании, это интуитивно помедлить две-три секунды, после которых правая рука машинально выдергивает кольцо, и еще моя задача — не выпускать это кольцо из рук, а нацепить его на кисть руки или засунуть за пазуху, так как за потерянное с нас командир роты пообещал изъять двести рублей, хотя оно стоит в три раза меньше».

Молодец командир роты, ну и ты тоже молоток, парень! Не растерялся в ответственный момент. Смешное смешано с героическим.

На экран выскакивает окошко «аськи»: «пользователь Alex уходит из общего чата». Внезапно эти слова кажутся мне символическими — почти откровением. Уходит из общего чата. Умирает для мира.

Постриг… Парафиновый, словно ненастоящий, профиль Алексея в плотном окружении черной, как стая воронов, братии. Какая-то враждебность шевельнулась в душе моей в этот момент по отношению к ним, хотя сейчас и страшно говорить, страшно признаваться. Он и впрямь был как мертвец, пока игумен ронял и он поднимал ножницы, пока его, тонкого, в белой рубахе, облачали в черные одеяния, «ризы радования». Видно, он переживал каждую минуту таинства как вечность, да так оно и было, и я запомню все навсегда.

Был поздний вечер, храм был заперт. Здесь присутствовали только те, кто заранее знал о событии. Хор семинаристов звучал особенно торжественно и грозно. Тихие струящиеся голоса переплетались под самым куполом — высоким, черного золота, — звенели легко, металлически, осторожно. Ведь мы присутствовали при смерти.

Я в стороне кусала ногти, пошатывалась на каблуках. Сводило ступню.

Он ожил, заулыбался и зарумянился, когда наместник сказал, что теперь он принял новое имя и заново родился, в зрелые годы, уже умудренный, знающий свои слабости и наклонности. --">