Джеффри Евгенидис - А порою очень грустны

Мадлен опустила глаза и взглянула на себя. Десятью часами раньше, когда она взяла на вечер у Оливии черное платье от Бетси Джонсон, ей казалось, что оно смотрится на ней хорошо. Но теперь платье душило и липло, толстый кожаный пояс походил на удавку для садомазохистских игр, а на подоле было пятно, происхождение которого ей устанавливать не хотелось.

Тем временем, постучавшись в дверь, Эбби вошла в спальню к Оливии.

— Вот тебе и Мадди, вот тебе и разбитое сердце, — сказала она. — Вставай, полюбуйся, а то проспишь самое интересное!

Путь в ванную был свободен. Мадлен требовалось в душ — необходимость острая, прямо-таки медицинская. Ей надо было, как минимум, почистить зубы. Но уже послышался голос Оливии. Скоро вместо одной соседки ее будут допрашивать двое. Родители вот-вот снова начнут звонить. Она как можно тише прокралась по коридору назад. Сунула ноги в стоящие у двери туфли, смяв задники в попытке удержать равновесие, и выбралась из квартиры.

В конце ковровой дорожки с цветочным узором ее поджидал лифт. Мадлен поняла, почему он там ее поджидает — она не задвинула дверцу на место, вывалившись оттуда несколькими часами раньше. На этот раз она закрыла дверцу как следует, нажала на кнопку первого этажа, и древнее устройство, встряхнувшись, начало спускаться во мраке, царившем внутри здания.

Дом, где жила Мадлен, напоминавший замок в неороманском стиле, огибал выпирающий угол двух улиц, Бенефит-стрит и Черч-стрит; построенный в начале века, он назывался Наррагансетт. С той поры уцелели витражное окошко в крыше, бронзовые канделябры на стенах, отделанный мрамором вестибюль, а также лифт. Словно гигантская клетка для птиц, он был сделан из закругленных металлических прутьев и, как ни странно, до сих пор работал, хотя двигался очень медленно. Пока кабина опускалась, Мадлен воспользовалась минуткой, чтобы придать себе более приличный вид. Она провела руками по волосам, расчесала их пятерней. Почистила передние зубы указательным пальцем. Вытерла глаза, куда попали кусочки туши, и облизала губы. Наконец, проезжая мимо перил на третьем этаже, взглянула на свое отражение в небольшом зеркале, висевшем на задней стенке лифта.

Хорошо быть двадцатидвухлетней особой по имени Мадлен Ханна. Одно из преимуществ состояло в том, что три недели романтических страданий, за которыми последовала ночь вакхического пьянства, не нанесли ей заметного ущерба. Если не считать припухлости вокруг глаз, Мадлен была все так же миловидна и темноволоса, как всегда. Симметричные линии лица — прямой нос, скулы и подбородок как у Кэтрин Хепберн — отличались едва ли не математической точностью. Лишь небольшая морщинка на лбу говорила о том, что в глубине души Мадлен ощущает легкое беспокойство.

Из лифта видны были ожидающие внизу родители. Они застряли между наружной и внутренней дверьми вестибюля: Олтон в легком пиджаке в полоску, Филлида в темно-синем костюме, в тон которому она подобрала сумочку с золотым замочком. На секунду Мадлен охватило желание остановить лифт — пусть родители так и останутся торчать в холле, забитом ерундой, какую можно найти в любом университетском городке: плакаты, изображающие группы Новой волны с названиями вроде «Гнусное убожество» и «Мокрощелки», порнографические рисунки в стиле Эгона Шиле, сделанные парнем из Род-Айлендской школы дизайна с третьего этажа, все эти назойливые ксерокопии, скрытый смысл которых заключался в том, что здоровые патриотические ценности, исповедуемые старшим поколением, отправлены на свалку истории, а на смену им пришел нигилистический эмоциональный настрой постпанковой эпохи; Мадлен и сама не понимала, что это такое, но с удовольствием выводила из себя родителей, притворяясь, будто понимает. Тут лифт остановился на первом этаже, она отодвинула дверцу и вышла им навстречу.

Первым внутрь прошел Олтон.

— Вот и она! — воскликнул он. — Выпускница университета!

В свойственной ему манере — так, словно бросался к сетке, — он кинулся вперед и заключил ее в объятия. Мадлен застыла, испугавшись, что от нее пахнет алкоголем или, хуже того, сексом.

— Не понимаю, почему ты нас не впустила посмотреть квартиру, — сказала подошедшая следом Филлида. — Мне так хотелось познакомиться с Эбби и Оливией. Мы будем рады пригласить их на ужин вечером.

— На ужин мы не остаемся, — напомнил ей Олтон.

— Может, и останемся. Зависит от того, какие у Мадди --">