Валерий Михайлович Карышев , Федор Бутырский - Москва тюремная

фиксатого никакого впечатления. Лениво скользнув взглядом по головам арестантов, сидевших на шконке напротив, он спросил неожиданно:

— Филки или дурь — есть?

— Что есть? — Лазуткин непонятливо заморгал.

— Ну, деньги или наркотики, — перевел собеседник, немного раздражаясь такой непонятливостью.

— Наркотиков нет, — ответил молодой человек и осекся, — а деньги...

Под стелькой кроссовок лежали четыре пятисотрублевые купюры, которые Саше удалось пронести через первый, поверхностный шмон. Но ведь не рассказывать же об этом богатстве первому встречному, да еще здесь, на «сборке»!

Впрочем, фиксатый оказался на редкость проницательным малым.

— Да ладно те, не менжуйся. Сколько у тебя заныкано?

— Да есть там... немного, — уклончиво ответил Лазуткин.

— Слышь, пацан, я с самого начала въехал, кто ты есть: лох из лохов. У тебя это на лбу во-от такими буквами нарисовано! Не в падлу, конечно... Но на «хате» тебя, первохода, за полчаса разденут-разунут и под шконарь загонят... И должным еще останешься, понял. Давай так: я тебе по-честному расскажу, как правильно себя вести, а ты мне по-честному дашь половину того, что с собой имеешь. Я тут по игре влетел, долг закрывать надо. Дело-то, конечно, твое, — выдержав небольшую, но многозначительную паузу, продолжил говоривший, — решай сам, никто никого не неволит. Как говорится: колхоз — дело добровольное. Да — да, нет — нет. Только кажется мне, лучше лишиться половины, чем всего. Так что? Александр задумался...

С одной стороны, ему совершенно не хотелось делиться с незнакомцем своими кровными. Но с другой...

Первоход догадывался: тюремные законы — вовсе не те, по которым люди привыкли жить на воле. Тут, за толстыми каменными стенами, за железными решетками властвуют какие-то загадочные и страшные люди, «авторитеты» и «воры в законе»; о последних молодой человек знал лишь по фильмам вроде «Место встречи изменить нельзя». И могущество таких людей ничуть не меньше, чем тюремного персонала... А этот, с сизой металлической фиксой и загадочными перстнями-татуировками, судя по всему, давно уже искушен в подобных законах.

Лазуткин нагнулся и, опасливо оглянувшись по сторонам, принялся расшнуровывать обувь.

— Вот, возьми...

Фиксатый повествовал тоном лектора общества «Знание», выступающего в провинциальном клубе. И уже спустя полчаса молодой арестант понимал значение выражений «прописка», «подлянка», «хата с минусом», «крысятник», «прессовка», «мусорская прокладка» и многих других. Знал и основные правила поведения на «хате»: не оправляться, когда кто-то ест, никогда и ничего не поднимать с пола, уважать мнение «смотрящего», не подходить к «петухам», а тем более — прикасаться к их вещам...

— Главное — дешевых понтов не колотить, — поучал татуированный учитель.

— Будь таким, какой есть. Но и в обиду себя не давай... Вишь — вон тот амбал, в полосатой майке, сто пудов первоход, как и ты, а как пальцы гнет, как под бродягу косит?!

— говоривший презрительно кивнул в сторону амбала, который явно косил «под крутого». — Это у него от страха... И еще: если хочешь выйти отсюда живым и здоровым, никогда никого ни о чем не спрашивай. Ты не следователь, чтобы вопросы задавать. Въехал в то, что я тебе говорил?

Александр облизал пересохшие губы.

— Ну да...

— Филки сбереги, — деловито напутствовал фиксатый, аккуратно складывая купюру в шестьдесят четыре раза. — Они помогут тебе грамотно прописаться на «хате». Попросят на общак — обязательно отстегни. Может, потом «семья» какая тебя примет. И помни: тут, в тюрьме, каждый отвечает только за себя. Знаешь, какое тут главное правило? Не верь, не бойся, не проси. А о лавье, которым ты меня подогрел, выручил, не жалей: вспомнишь еще не раз меня, спасибо скажешь...

* * *

Бутырский Мефистофель оказался прав.

Саша Лазуткин ни разу не пожалел ни о том, что «сборка» свела его с этим странным человеком, который пусть и небезвозмездно, но все-таки принял участие в его судьбе. Инструкция по выживанию в условиях Бутырки стоила потраченных денег.

Насчет «не верь» Александр Лазуткин уяснил себе уже на следующий день: следователь, который вызвал его на допрос, ласково увещевал — мол, если возьмешь на себя еще ту магнитолу, которую три недели назад украли с «Тойоты» в районе Киевского вокзала, и то колесо с «мерса», которое какие-то неизвестные сняли во дворе на Ленинском проспекте, твое чистосердечное --">