Кристина Хуцишвили - DEVIANT

люди, подпадающие под типизацию, искать недолго. Есть и сквозная категория, тип людей пассионарных, отчасти по-гумилевски, отчасти – ввиду молодости и неопытности. Те, которые насквозь, – люди молодые, верящие, может, и верующие, желающие кроить мир по своему усмотрению. Невооруженным глазом в них видится какая-то детская мечта. Как ни странно, такой тип, создавая новое, и вправду меняет мир. Точнее, мир испокон веков меняется силами людей именно такого типа, вопреки всем скептикам и циникам. Критики лишь обобщают пустые слова, и, согласитесь, сотрясание воздуха на одной чаше весов, а продукт, мир совершенствующий, – на другой…

И тут уж все понятно. Одни тратят дыхание попусту, а другие ищут новые комбинации, прямо по Шумпетеру. И не поверите, находят – в разных уголках Земли во все времена рождаются таланты и гении, этот штучный продукт, программа, запускающаяся сама по себе, но только для этого нужны минимальные условия. Частью эти люди, если верить социологам, лелеют некий аналог американской мечты. А может, не американской вовсе. Но мультикультурность в основе основ – совершенно точно. Западные ориентиры, свобода, возможности, весь мир у ног. Усердие, страсть, жертвенность – во имя идеалов: гуманизма ли, науки, искусства. Но если короче – через талант и кропотливый труд – к той же мечте. Стартовые условия у всех разные, кому как повезет. Кто-то почти сразу понимает свой замысел, потихоньку учится с этим жить, а другие хоть и отражают глазами лучики света, но особенного предназначения у них вроде бы и нет. Зачем они пришли на эту землю, чего хотят? Они сами – последние, у кого нужно искать ответ на этот вопрос. Едва родившись, оказываются в конфликте с окружающим миром и, не сумев раскрыться, просто ждут и надеются на шанс.

Но есть и другие люди. Все остальные. У них нет единых ценностей, они верят в разное, а чаще не верят даже себе. Социологи постмодернизма разделяют их на два типа – «вестерн» и «истерн». Западники и славянофилы – так можно сказать. Исчерпывающе, но неоригинально, разве что добавить вечно пограничное почвенничество, неопределенность и равнодушие.

Западники хотят работать в мультинациональных корпорациях, усердно учат языки , ротируются, релокируются , одним фактом своего существования стирая границы, начертанные в умах их родителей.

Их 15 процентов. Остальные 85 процентов – скажем так, славянофилы. Они зарабатывают не меньше, но приоритеты здесь совсем другие. Они несут все в дом, им не нужен мир весь и целиком, им хорошо спится без драм Чехова, которыми больше века восторгается Запад. Да и вообще без драм. Им тепло на своем отдельно взятом осколке.

Славянофилы сложнее западников, в них много этой богатырской, опасной, красивой русскости. Они другие – отдыхают в Турции, Египте и на юге России не потому, что так выходит дешевле, а потому, что там говорят по-русски. Они бывают очень богаты: именно славянофилов обычно пугаются западные инвесторы и консультанты. Им не нравятся презентации McKinsey , непонятен успех в юном возрасте, они смотрят телевизор, потягивают пиво и покупают микроволновые печи.

Они часто бывают хорошими людьми и первыми приходят на выручку. Но вряд ли способны производить новое. Славянофилы не меняют мир, а западникам в этом деле пока не хватает их удали и размаха.

За кем же будущее? Сквозной тип, люди, меняющие мир, – барометры.

Число западников, очевидно, будет увеличиваться: корпоративная Россия тихонько растет вширь. В каждом городе-миллионнике появятся новые люди, которых будет интересовать… Нет, которые жить не смогут без того, что было чуждо их родителям.

Но появятся и новые славянофилы, выросшие непросто, в суровой среде сформировавшиеся сильными, закаленные с рождения…

У них тоже будет мечта, и она ничем не хуже любой другой мечты. Скорее всего, они захотят сделать свой отдельно взятый кусочек мира уютным – таким, где их детям будет тепло и сыто, и их еще не родившихся детей уже будет поджидать другая жизнь. Славянофилы хотят хорошей судьбы для своих детей уж никак не меньше западников. Наоборот, в их числе микроскопически мала доля новомодных чайлдфри. И что в том, что кто-то скажет свысока: мещане. Мещане были и будут всегда.

Нет, они ничем не хуже, разве что ровней , и у них все то же – жены, дети и мечты, «одна любовь, но не одинаковая».

Во многих строках читается она… Да везде, насквозь – она, особенно концовка. Когда любишь кого-то, двое начинают сличаться, --">