Валерия Спартаковна Нарбикова - План первого лица и второго

- Так, значит и зайца, потому что он жует жвачку, но копыта у него не раздвоены, нечист он для вас, и свиньи, ну про свинью я, допустим, знал, так ее же все едят, так и свиньи, потому что копыта у нее раздвоены и на копытах разрез глубокий, но она не жует жвачки, не чиста она для вас.

- Погоди, - сказала Ирра, - это же и есть про ежа: копыта раздвоены, ты сказал, наверное, и разрез глубокий, а жвачку не жует, так это ничего, это все равно, что ты убил свинью, - Ирра взяла у него книжку и закрыла, - правда, он был такой хорошенький.

- Я тебе сказал, что убил ежа? - спросил Додостоевский. И тут же ответил: - Но я убил не одного ежа. Я убил двух ежей. Я убил того, который спал в сетке и которого я разбудил, чтобы убить, и еще одного, который шел в туалет и у которого был переполнен мочевой пузырь. Я убил его, и когда разделывал, то беспокоился только о том, чтобы не проткнуть пузырь и не разлить по внутренностям мочу, потому что тогда бы бульон отдавал мочей. Если меня где-нибудь когда-нибудь будут убивать, то я попросил бы только об одном, чтобы не убивали меня с полным мочевым пузырем, чтобы дали сначала отлить, а потом бы убили.

- Додо, - сказала Ирра, - а где Т.е.?

- Почему ты об этом спрашиваешь?

- Просто его уже долго нет.

- Откуда я знаю, - сказал он.

Ирра с Додостоевским выскочили из метро и побежали, потому что боялись опоздать. И вдруг люди, выходившие следом, побежали за ними. К ним стали присоединяться другие люди из переходов, подворотен и соседских улиц. Рассуждать было некогда и они побежали от толпы со всех ног. Свернули в переулок, но увидели, что навстречу им тоже бежит толпа. "Окружены", - подумал Додостоевский. Тогда они остановились. Он крепко взял Ирру за руку. Люди с обеих сторон стали приближаться к ним, а слева и справа были дома. "В подъезд", - сначала мелькнуло у него. Толпа надвигалась. "Бесполезно", рассудил он. Из окон уже выглядывали любопытные. Сначала лица их были равнодушны, но когда они увидели, с какой ненавистью смотрит вся толпа на стоящих рядом мужчину и женщину, они тоже стали смотреть на них зло, и кто-то даже плюнул в них из окна. "Сейчас нас убьют", - подумала Ирра. Из толпы их послали матом, кто-то сделал неприличный жест, рядом загоготали. И вот в тот миг, когда один дотронулся до нее, Додостоевский подкинул ее вверх, и они вместе взлетели. Это было так просто, и это была единственная возможность спастись от толпы - улететь. В последний раз она кого-то лягнула из толпы ногой, и у нее соскочила туфелька. "Ну ты, ей-богу, как Золушка", рассердился он. Из окон к ним потянулись руки, и он в сердцах вытащил одного долговязого из окна и бросил его вниз. Тот рухнул, как мешок, и тогда люди в окнах присмирели. "За что они нас выгнали с земли?" - сказала Ирра. "За все, ответил Додостоевский, - не разговаривай". Она притихла и сильнее прижалась к нему. Становилось холодно, как будто наступила зима, и они случайно оказались на улице. И наступила усталость. Хотелось посидеть и попить чайку, но некуда было прислониться и негде было вскипятить воду. "Хотя бы покурить". Было сыро, и сигареты плохо курились, и было много дыма. Они выдыхали свои маленькие облака, которые присоединялись к ничьим, к большим. Потом стало темно, и внизу засветились окна, и стали как бы звезды, а вверху засветились звезды, и стали как бы окна, и сигаретные огоньки тоже стали как бы звезды между звезд тех и тех. Люди стали маленькими и хорошенькими. "Мы наказаны?" - спросила Ирра. "Старый да малый", - ответил он. "А дальше куда?" - "Сюда". И дальше уже было то, что напоминало детский сад: грибки, песочницы, лестницы, горки. По территории ходили дети, которые остались на ночь. "За территорию не выходить". И когда как снег на голову они рухнули в песочницу, детишки прибежали и сделали, что нужно: два кулича.