Анастасия Валерьевна Чеховская - Имечко

Анастасия Чеховская Имечко

Автору 23 года. Живет в Ульяновске. Окончила факультет журналистики Ульяновского университета.

Рассказ

Хорошо быть кисою, хорошо собакою… Английской королевой тоже хорошо. Делай, что хочешь, — никто тебе слова поперек не скажет. Плохо жить в деревне Пузраково и носить имя Флорентина. А еще хуже, если папаша — горький пьяница, а мать с утра до ночи в колхозе пашет за пятьсот рублей в месяц. Пятьсот рублей — это не деньги, но на них можно купить пять килограммов дорогих конфет, или китайские босоножки, или плацкартный билет до Москвы. Хотя в Москве без денег делать нечего… Но ведь Москва полна денег… А что скажут родители? А родители только вздохнут с облегчением. Как говорит мать, кобыла с воза — бабе легче.

«Вот и будет вам облегченьице, — думала Флорентина, жуя травинку. — Вспомните тридцать раз, как ремнем пороли!»

Начинать жизнь в семнадцать лет — ох, как страшно! Девчонки из города на дискотеки ходят, в ВУЗы поступают. А чуть что, за родительские спины прячутся. Она не такая. У нее — своя цель в жизни. Вырваться из этого болота. Из деревни этой поганой, где догнивают пятьдесят покосившихся избенок, а в сельпо — жесткий хлеб, цинковые ведра и вечно прокисшие йогурты. Где после школы дорога — или в райцентр на ткацкую фабрику, или в родную деревню: горбатиться в колхозе. С ее-то именем! Здрасте-пожалуйста, свинарка Флорентина Чижикова!

— Дура ты! — устало говорила мать. — Имя — это судьба. Если родишься в этой деревне Таськой, так всю жизнь Таськой и проживешь. Хотела, чтоб у тебя судьба была особенная. Поэтому и назвала так…

А что толку в особенном имени, если деревенские на свой лад прозвали ее Флоркой, а дети переделали в Хлорку?

Она огрызалась:

— Меня Флорентина зовут!

— Да ну? — покатывались со смеху мальчишки.

А потом уносили ноги, потому что со злости Флорентина могла и покалечить. Не смотрела, кто перед ней: шкодливый пацаненок или пьяный боров-папаша.

— Флорка-Хлорка-Помидорка! — кричала малышня из-за забора. — Бееееее…

Имя пышное, тяжелое, его бы носить даме в кринолине или дочке кинорежиссера. Интеллигентной такой блондиночке с укутанными шалью плечиками и нежным голосом.

— Флорентина, — представлялась бы она и смотрела б со значением. Мол, я вон кто, а вы нет. А тут румянец во всю щеку, рост метр семьдесят пять, рыжая коса до пояса и грудь пятого размера. И кулак бьет так, что отец, выпив, прячется от дочки в курятнике. Знает, что дочь пьянь на дух не выносит. Знает и все равно пьет.

— А что тут еще делать? — отмахивался он. — Выпьешь и забудешься. Так проще.

— Работай! — тормошила его Флорентина. — Езжай в райцентр, шабашником наймись! В колхоз иди!

— За пятьсот рублей? — хмыкал отец.

— Мать пашет, а тебе, значит, стыдно? — кричала она. — На шее сидишь!

— Да что ты к отцу цепляешься? — обижалась за отца мать. — Мала еще старших учить. Вот поживи с наше…

Флорентина хлопала дверью.

— Как свиньи, живете! — кричала она с улицы. — В Москву уеду!

— Езжай-езжай! — кричала мать. — В проститутки подашься? Послало небо доченьку!

Думали, не посмеет уехать, а она еще как посмела. И денежки прихватила (записку оставила, что вернет, когда устроится), и билет купила, и даже на банку «Колы» мелочь осталась. «Колу» покупать, правда, не стала. Приберегла десятку на всякий случай.

В поезде поджала ноги, чтоб не видно было потертых носков, и в который раз стала перебирать в голове варианты будущей жизни. По летнему времени можно в ВУЗ сунуться. Там общежитие для иногородних. А пока экзамены — на работу пристроится. Маляршей какой-нибудь, продавщицей. Фиг с ним, с образованием. Это дочке кинорежиссера хорошо с тетрадками ходить, а ей надо деньги заколачивать и на ноги вставать.

Как хотела, так и получилось. Не зря десятку сберегла: как раз хватило на метро до торгово-экономического института доехать. Торговый — так торговый, не имеет значения… Главное: в комнате, где документы подают, пожилые тетеньки. И там уже — слезы горькие девичьи и вечная сказка, как вещи в поезде украли. Хорошо, что документы в лифчике прятала, а то хоть в милицию иди. А она боится: еще сделают чего-нибудь с ней злобные московские милиционеры…

Тетки попались сердечные.

— Тебя как зовут? — спросили.

— Флорентина, — хлюпнула она. — Чижикова.

Тут тебе и смех, и аханья, и белый платочек. --">