Антон Сибиряков - 1937

обнаруживал лишь несколько жалких абзацев. Это было похоже на то, как потерпевший крушение моряк, пытается раздобыть пресную воду. Долго и упорно собирает влагу по крупицам, а в итоге выпивает все в два глотка и лишь раззадоривает жажду.

Когда я остался один, в ту первую ночь, десятилетний испуганный мальчуган, я зажег керосинку и читал «Талисман». Отцу удалось перевести еще несколько абзацев, до того, как его и маму увезли. Я перечитал новый отрывок множество раз, прежде чем забрезжил рассвет. Тогда я забрался в холодную кровать и осмотрелся – дом больше не принадлежал нам. В темном углу, там, куда не дотягивался утренний свет, кто-то стоял. Тощая, высокая фигура в истрепанных старческих одеждах. От страха я залез под одеяло с головой и сидел там, боясь шелохнуться. А когда решился вылезти, был уже день. И в углу никого не было.

Мой первый детдом не был похож на замок из рыцарских романов. Деревянный одноэтажный барак на отшибе - в зиму промерзший, летом сырой. С покосившейся крышей и огромными окнами. Пересыльная тюрьма для тех, кто сумеет в ней выжить. И Божедом(морг уст.) для всех остальных. Нас привезли туда в товарном вагоне – как тюки с зерном. 30 ребятишек, среди которых я был самым старшим. 30 одинаковых куклят – стриженых под машинку, напуганных, голодных. Ни пола, ни возраста – пищащий беспомощный выводок.

К детдому вели раскисшей дорогой. День был стылым, с неба валил мокрый снег. Помню, все томились в нетерпении – шагали быстро и нервно. Думали, нас ведут к родителям, ведь пока мы ехали, в наших сердцах родилась надежда - одна на всех. Больная и уродливая, слепая, она лежала на холодном полу и тянула к нам свои ручки. Мы брали ее по очереди и пытались согреть. Верили, что она выживет. Но она умерла по пути, как только заметивший наше нетерпение дядька в военной фуражке, сказал: «Вы теперь дети врагов народа. Забудьте своих родителей. На вопрос – чей ты? Отвечайте – сын своей Родины. Если назовете родителей – вас заставят их забыть. Заставят! Запомните это слово. С этих пор вы должны его бояться».

Я запомнил. Хотя еще тогда решил, что ни за что не откажусь от своего отца и от своей мамы.

В первую ночь на новом месте никто из нас не спал. Мы лежали на панцирных кроватях и мучились бессонницей. Я помню, на соседней койке плакала маленькая девочка - Сонечка. Закутанная в какое-то тряпье - потому что единственное платье сожгла, когда грелась у раскаленной буржуйки - она всю ночь горела в бреду и отгоняла назойливую сестренку, ползавшую по потолку. Сонечке было шесть, но она уже пережила «этап» вместе матерью и полугодовалой сестренкой. Их разлучили позже, когда сестра Сонечки умерла от голода, в грязном, переполненном вагоне. В долгих, бесконечных пересылках нечего было есть и матери теряли молоко. Как и теряли своих детей. Под утро Сонечка успокоилась, и мне удалось ненадолго уснуть.

Во сне я увидел нашу квартиру, залитую теплым летним днем. И родителей – таких обычных, таких живых. Со двора несся детский смех, и я уговаривал отца отпустить меня к друзьям. А он не отпускал, хотел, чтобы я остался с ним и с мамой.

Зачем? – гундосил я. – Ведь вы будете со мной всегда…

А потом родители исчезли. Углы в квартире заросли тьмой, похожей на плесень, и в них я увидел высокие, худые фигуры. Я побежал прочь, но так медленно, что человек из угла протянул руки, схватил меня за шиворот и потащил к себе. А потом его холодные губы коснулись моего уха, и он зашептал – Куда ты бежишь, разве ты не любишь нас? Останься с нами, родной. Мы ждем тебя в своих могилах. Ждем тебя, родной. Ждем…

Я проснулся с криком. Но из кошмара мне выбраться так и не удалось.

Мы были домашними щенятами на псарне. Среди озлобленных питбулей и ротвейлеров. Именно тогда я узнал, что детская жестокость - самая злая сила, которую только можно вообразить. Ведь на псарнях 37-ого детскую злобу никто не сдерживал. Она была глиной, из которой бездарные скульпторы лепили уродливые злые фигурки. Помимо нас, детей врагов народа, в приюте жили и обычные беспризорники - дети отцов, вершивших в 1917-ом собственную, замешанную на дерьме и крови, революцию. Вся ее суть сводилась к испражнениям на дорогой паркет и подтиранию портьерами. Но были и те, кто насиловал и убивал беременных. Чтобы не рождались на свет те, кто богаче и умнее их. Чтобы не было больше у псов хозяев. Помнится,

--">