Гильермо Кабрера Инфанте - Три грустных тигра

Ольга Светлакова Предисловие

Предисловие это — для читателя, который умеет жить в большом времени. Для того самого, к которому Сервантес обращается в первой строке «Дон Кихота», называя «досужим» («desocupado»). Очень точное слово выбрал нашел Сервантес: читатель блаженно досужий и скептически благосклонный — лучший друг автора. Тот же, кому «недосуг», не читает книжных предисловий, да и книг не читает, по правде сказать. Возможно, читает газеты; но что нам, читателям книг, до читателей газет? Николай Гумилев, например, считал их существами чуждыми, о которых читатели книг никогда не думают и не говорят, ограничиваясь тем, что порой имеют с ними необходимые денежные дела. Роман, который читатель держит в руках, — для людей, живущих вместе с Гумилевым в большом времени, времени книг. Книгам же, имеющим свою судьбу, то есть истинно сущим Книгам, судьба порой выпадает весьма замысловатая. Впервые представляя русскому читателю шедевр нового латиноамериканского романа, созданный в одно время с маркесовским «Сто лет одиночества», то есть полвека назад, мы должны разобраться в драме его судьбы. Действующие лица: Автор, он же Текст, Переводчик, Читатель.

Писательская личность Гильермо Кабреры Инфанте (1929–2005) имеет своим истоком Кубу. Куба его породила, воспитала, дала язык, изгнала, измучила ностальгией, одарила большой биографией. Он написал в 1960-х в Лондоне свой знаменитый роман «по-кубински» — и это не только метафора для кубинской специфики кастильского языка. Автор «Рассвета в тропиках» и «Трех грустных тигров» сам стал Кубой для европейского культурного сознания 1960-х годов, а Куба — образом Другого, хотя и Того же Самого. Нас как чужих себе.

Кабрера Инфанте был родом с востока острова, из провинции Орьенте, из семьи убежденных коммунистов, которые впоследствии разочаровались в движении Фиделя, невзирая на его победу, и до конца жизни скептически относились к революционной деятельности сына. Но исходной точкой кубинского воспитания, да и всей жизни писателя стала Гавана, этот поразительный город, по сути, главный герой его главного романа. Встреча города и писателя произошла в 1941-м, когда семья двенадцатилетнего Гильермо перебралась в столицу. Тогда-то в жизни будущего романиста одновременно заработали важнейшие факторы его творчества: кино Голливуда, изобильно и без задержек представляемое в ту пору на экраны кубинских кинотеатров; благодатное, как полив молодого сада, жадное чтение подростком европейской и североамериканской литературы; наконец, его быстро совершенствующийся английский язык, которым писатель впоследствии владел как родным испанским: Кабрера Инфанте — один из писателей-билингвов XX века. Гавана и литература были фундаментом этой творческой личности, ее уникальной конструкции; кубинская социалистическая революция 1950-х годов — ее трагическим центром. Это они, революция и Куба, потребовали, чтобы явился гений и прояснил бы им то, что́ они собой представляют, сказал бы прямыми словами о скрытых смыслах исторического процесса, и литературный гений был им дан.

Обоюдность жертвы и ответственности здесь еще раз проявляет себя как закон. Как знать: быть может, публицист, переводчик и кинокритик Гильермо Кабрера Инфанте, лишенный опыта пережитой им трагедии, затерялся бы в петитах, которые в учебниках добавляют к обзорам литературного процесса. Его творчество вне публикуемого ныне по-русски романа не потрясает и почти ничего к нему не прибавляет, хотя с наслаждением изучается теми, кто профессионально занимается творчеством писателя или кинокритикой. Даже самый громкий успех Кабреры Инфанте времен эмиграции, участие в культовом фильме «Чудесная стена» (Wonderwall, 1968), поэтика которого напоминает «Фотоувеличение» (Blow-up, 1966) Антониони, связан не столько со сценарием Кабреты Инфанте, сколько с яростной психоделической визуальностью Кроненберга и саундтреком с участием «Битлз». В тяжбе «Кабрера Инфанте против кубинского революционного правительства» участники этого противостояния не кажутся равными: частное лицо восстает против воли истории. Но та же история показала впоследствии, что неравенство это было лишь видимостью, и Кабрера Инфанте как Автор уже не частное лицо — если мы всерьез перешли из мира --">