Иштван Сабо - То памятное утро

«Надоело ему дома мыкаться, вот он и подался в возчики» — снова, невесть в который раз за сегодняшний день, прозвучало у него в ушах, и он едва не заплакал от нахлынувшей тоски. Где-то неподалеку ворковали дикие голуби, их голоса еще больше расстроили Янчи. Отчего так берет за душу воркование диких голубей знойным летним утром? На ярком свету, при полной неподвижности воздуха?

Людей не видать нигде, как ни озирался Янчи по сторонам. Его родная горная деревушка Алшочери уже скрылась за кронами огромных старых деревьев. Они словно отрезали путь к отступлению. Перед мальчиком простирались широкое поле и обширное пастбище, на севере высились покрытые лесом холмы, и лишь теперь он по-настоящему понял, что совершил серьезный поступок.

И когда Янчи осознал это, печаль его постепенно улетучилась. По-прежнему томно ворковали дикие голуби, но ведь они всегда воркуют летом. Янчи подумал: он навсегда ушел из дому, и раз человеку взгрустнулось по такому поводу, ему нечего стыдиться. Отчий дом заслуживает того, чтобы тосковать по нему. И глаза малыша вновь устремились на дорогу, ведущую вперед.

Мальчонка успокоился, и вместо грусти его охватила досада: можно бы захватить в путь хоть краюху хлеба. Человек, решивший наниматься в услужение, не должен отправляться в дорогу, не прихватив с собой съестного: голодное брюхо — плохой советчик, когда дело доходит до выбора работы.

Янчи был зол на себя: ведь аккурат в Денешдиаше надо бы прежде всего усесться под какое-нибудь деревце и перекусить. А уж потом порасспросить, не требуется ли кому новый возчик.

Склоняющиеся в сторону тропинки головки клевера непрестанно поглаживали его по голым ногам. Над головой мальчика порхали голубые бабочки, роились пчелы, вокруг неумолчно стрекотали цикады, а кузнечики выпрыгивали прямо из-под ног, но даже стрекот цикад лишь подчеркивал царящую кругом тишину. Становилось все жарче.

Мальчик шагал довольно быстро и даже пытался насвистывать какой-то мотив, как вдруг вскинул голову: навстречу ему двигался мужчина, ведя рядом с собой велосипед; он был уже в восьми — десяти метрах, и Янчи тут же узнал его.

Это был Имре Буйдошо, его дом — четвертый от них.

Мальчик шагнул с тропинки в высокий клевер и чинно, слегка испуганным голосом воздал хвалу господу.

Мужчина удивленно остановился и ответил:

— Во веки веков, аминь.

Руки его покоились на руле велосипеда.

— Да это никак малец Чанаки?! Куда путь держишь?

Янчи не ответил, только переступил с ноги на ногу в клевере, доходившем ему до пояса.

— Уж не бродить ли по белу свету? А?

У дяди Имре Буйдошо было румяное смеющееся лицо, а теперь и рот его растянулся в улыбке, да так, что стали видны все его красивые белые зубы.

— Небось отцу ты про то и словом не обмолвился. И матери, верно, тоже.

— И вовсе не бродить по белу свету.

— Вон что! Куда же ты тогда направляешься?

Янчи бросил взгляд на обветренное лицо дяди Имре, посмотрел в его веселые карие глаза и почувствовал доверие к этому человеку.

— Я решил… пойти в возчики.

Буйдошо посерьезнел. Ладонью он с силой хлопнул по рулю велосипеда.

— Вот это да! За такую работенку надо приниматься как можно раньше! Тебе сколько годков-то?

— Пять.

— Ага. Аккурат до брюха лошади головой достанешь. А ежели запрячь ее захочешь, так лесенку к ней приставляй.

Янчи, должно быть, сердито заморгал глазами, потому что Имре Буйдошо погладил его по голове:

— Ну, ну, не смотри на меня волком, Янчи! Подрастет кучеренок и кучером заделается; я ведь к тому и сказал! А ты никак обиделся?

— Нет, дядя Имре, не обиделся, только вот…

— Что, брат?

— Когда я теперь дойду до Денешдиаша?

— Не бойся, доберешься засветло, — проговорил Имре Буйдошо, часто-часто моргая. — Знаешь, что я тебе скажу, Янчи? Проводи-ка ты меня до корчмы Яноша Буйтора. Я там выпью бутылочку пивка, а ты — стакан газировки с малиновым сиропом. Нам же обоим пить хочется. Так или не так, малыш Чанаки?

Вместо ответа Янчи кивнул и двинулся по тропинке в обратном направлении. Он и впрямь почувствовал, что ему нестерпимо хочется пить, и уже не видел перед глазами ничего, кроме большущего стакана с красноватым пенящимся напитком.

Рядом с ним шуршало по траве переднее колесо велосипеда.

— Почему вы не сядете на велосипед, дядя Имре? Он у вас что, сломался?