Мария Метлицкая - Женский день

Наконец Стрекалова чуть порозовела и повеселела.

– А, вы об этом? Да конечно же нет! Конечно же, не сами. И не одни. Знаете, – тут она улыбнулась и заговорила чуть громче, – у меня замечательная свекровь. Просто чудо, а не свекровь! Да если бы не она… Не было бы профессора Стрекаловой, моей карьеры и моего сына, да и вообще всего того, чем можно гордиться.

– Замечательно! – радостно подхватила Тобольчина. – Теперь мы все поняли. Значит, есть еще одна женщина, наша невидимая героиня. Аплодисменты! Как зовут вашу свекровь, Вероника?

– Вера Матвеевна, – опять почему-то сникла Стрекалова.

– Вера Матвеевна, – бравурно начала Тобольчина, – дорогая! Низкий поклон вам от нас, сидящих в студии. И, думаю, не только от нас. Если бы не вы и не ваша помощь, не было бы у нас такого доктора и не было надежды и веры, что все поправимо и будет хорошо. Потому что мы верим вашей невестке. Верим и доверяем!

– Ну а теперь – к вам, – осклабилась Тобольчина, обращая взор на Женю. – К вам, наша дорогая волшебница! Наша фантазерка, наша сказочница. Уносящая нас в мир чудесных грез. В мир прекрасных и сильных мужчин, в мир нежных и слабых женщин. Вы – тоже загадка – для меня, например. Обычная женщина, работающая в (тут она мазнула взглядом бумагу) в обычной школе, и вдруг – почти в сорок лет! Эта обычная, казалось бы, женщина, мать, жена, служащая, начинает писать потрясающие по своей искренности и задушевности книги. Как же все это вышло, дорогая Евгения? Что предшествовало этому, откуда взялось? Как заиграли вдруг грани вашего таланта?

Женя смущенно развела руками.

– Честно, сама не знаю. Просто… просто однажды, вдруг… Захотелось писать. Я тогда заболела. Лежала долго, полтора месяца. И совершенно не знала, чем себя занять. И вот попробовала. И вдруг – получилось! По правде сказать, я и сама не ожидала.

– Ну… Это как-то… Не убеждает, что ли… – задумчиво протянула Тобольчина. – Вот я, например. Сколько болела, а взять лист бумаги и ручку – даже в голову не приходило. А если б пришлось – вот уж не думаю, что это бы кого-нибудь заинтересовало!

– У каждого своя судьба, – улыбнулась Женя. – Мне вот помог банальный радикулит. Выходит, бывает и так.

– А быт? – продолжала настаивать Тобольчина. – Писатель – профессия творческая. Требующая тишины, уединения. Сосредоточенности. А тут – кастрюли, поварешки, неглаженое белье. И как быть со всем этим? С тем, что заедает нашу женскую жизнь? Ведь вы же работаете дома, все верно?

Женя кивнула. Разумеется, дома. Отдельного кабинета в отдельной квартире, естественно, нет.

Она чуть задумалась, хотя сто раз отвечала на эти вопросы.

– Да приспособилась как-то. Детей отправляла на учебу, мужа провожала на работу. И улетала в свои фантазии – наверное, так.

– Ну, а обед, ужин? Уборка, все то же белье? – почему-то недовольно продолжала гнуть свое Тобольчина.

– Да между делом как-то, – ответила Женя, – сварить суп не проблема. Почистить картошку – тем более. А погладить можно и вечером, у телевизора.

– И вы хотите сказать, что, став известной писательницей, чьи книги выходят огромными тиражами, вы продолжаете стоять у плиты и жарить котлеты?

Женя рассмеялась.

– Ну а куда денешься? Став писательницей, я не перестала быть матерью и женой. А потом – я шустрая. Быстрая, в смысле. И быт мне не в тягость, поверьте.

– Уди-ви-тельно! – по складам пропела Тобольчина и развела руками. – И о чем это говорит? Правильно. Это говорит о том, какие у нас удивительные, потрясающие, необыкновенные женщины! А теперь, – тут она погрустнела, – я вас огорчу. Реклама, мои дорогие. И я успею соскучиться!

Это тоже одна из ее «фишек» – «успею соскучиться». Грустный взгляд, притворный вздох. Расстроилась, вроде как.

Заиграла музыка, и все чуть расслабились. Подлетели гримеры и начали промокать салфетками лица и припудривать кисточкой носы и подбородки. Тобольчина ни на кого не смотрела, хмурила брови и снова вчитывалась в подводку. Ольшанская вальяжно откинулась на спинку стула и попросила горячего чаю. Стрекалова пыталась кому-то дозвониться. Женя встала и прошлась по студии – заныла больная спина, и требовалась небольшая разминка.

– Садимся! – раздался голос режиссера. – Через две минуты мотор. Гримеры ушли с площадки! Марина!

Тобольчина недовольно подняла голову.