Юрий Захарович Иванов-Милюхин - Соборная площадь

Юрий Иванов — Милюхин Соборная площадь Роман

Даниле — сыну своему посвящаю!

Будь тем, кто ты есть на самом деле -

маленькой частью могущественной Природы.

Она никогда — ты слышишь? — никогда не изменяла

своему внутреннему голосу — голосу Правды.

Автор

Их было несколько человек, молодых крепкозубых кавказцев. Плотным полукругом они обступили меня, зажав в зассаном и засраном углу, образованном магазином и какой–то конторой. Рядом, в двух шагах, был главный вход в ростовский центральный рынок, в котором пестрым водоворотом бурлили два нескончаемых встречных потока людей. Холодная, перемешанная со снегом, грязь из–под ног смачно расплескивалась в разные стороны. Черные харкотины ее тут же, не долетев до земли, поднимались сотнями, тысячами сапог и другой обувки, напяленной на ноги народом ввиду прихода глубокой осени. Время подходило к двенадцати дня. Я стоял на своем посту с утра, успел промерзнуть до внутренней дрожи. Посиневшими руками отсчитал двадцать ваучеров и теперь ждал, когда кавказцы отслюнявят за них бабки. Мы уже договорились. Они покупали один ваучер за три тысячи триста рублей, тогда как базарные купцы давали за него по три сто. И брал я их у населения какой за две восемьсот, какой за три. Как минимум десять тонн навара. Эта мысль заставляла нетерпеливо подрагивать мое тело. Я впился глазами в пачку денег, вытащенную одним из кавказцев из–за пазухи. Он ловко отлистал купюры, протянул их мне.

— Здесь шестьдесят шесть тысяч. Получи. Давай ваучеры.

— Подожди, — стуча зубами, промычал я.

Приняв деньги, начал пересчитывать их непослушными пальцами. Купюры были тысячного и пятитысячного достоинства, пачка оказалась солидной.

— Здесь десяти тысяч не хватает, — наконец поднял я глаза на кавказца.

— Неужели! — непритворно воскликнул тот, перемигнувшись с товарищами, молча стоявшими вокруг с поднятыми воротниками пальто. — А ну дай сюда.

Выхватив деньги из моих рук, он снова быстро и ловко перелистал хрустящие банкноты. Досадливо качнув головой, вытащил из внутреннего кармана две «пятерки», на моих глазах доложил в пачку.

— Все правильно. Извини, брат, ошибся. Давай ваучеры.

Я взял деньги, отдал чеки. Кавказцы тут же смешались с толпой, вливающейся в базар. Проводив их отрешенным взглядом, я уже намеревался засунуть бабки в сумку, как вдруг показалось, что пачка странно похудела. Холодный пот прошиб с головы до ног. Прошло всего два месяца, как стал заниматься ваучерами. До этого крутился в литературной среде. За последнюю книгу получил всего пять тысяч рублей. С ними и пришел на базар для того, чтобы раскрутиться, хоть как–то поправить финансовое положение пусть и в этом злачном месте. А потом, уже с заначкой, снова на год, на два упереться рогами в очередное произведение, горя не зная по части пропитания и одежды. После развала СНГ, начала приватизации и нарастающей, как снежный ком, инфляции, рассчитывать на высокие гонорары от издательств не приходилось. Те сами превратились в голодных акул, отпугивая не только своих, доморощенных авторов, печатая детективы и порнолитературу, но если кого и пропускали, проглатывали авторские гонорары, не давясь и не оглядываясь на совесть.

Так размышлял я. Поэтому пришел на базар.

Я снова лихорадочно пересчитал деньги. В пачке недоставало тридцати одной тысячи. Кинули, скоты. Подломили почти наполовину. Это дней десять работы с утра до вечера на пронизывающем ветру, по щиколотку в ледяной грязи. А то и все полмесяца коту под хвост. Я с тоской оглянулся вокруг. Бежать за наглыми молодыми кавказцами было бесполезно. Мало того, что они давно затерялись на огромной, кишмя кишевшей народом, территории рынка, но, если даже на минуту представить, что отыскал бы, то эта встреча добром бы не кончилась.

— Ты что, оглох? Серебро, спрашиваю, берешь?

Я повернул голову, окинул бессмысленным взглядом стоящего передо мной алкаша, одетого в драную куртку и в стоптанные дырявые башмаки. Грубо спросил:

— Что тебе?

Алкаш молча протянул женский серебряный перстенек с маленьким розовым камешком в центре. Наконец, до меня дошло.

— Пошел ты на хер со своим барахлом.

Зло ощерившись, я сплюнул и отошел в сторону. Алкаш смущенно пожал плечами, как бы говоря, что больше у него ничего нет, покачался маятником и зашлепал --">