Ирина Сергеевна Потанина - Русская красавица. Антология смерти

вспоминается детский сад и девочки, чинно обсиживающие горшки – струйка воды пробивается сквозь грязные мраморные оковы. Даже монеток на дне источника нет!

Традицию бросать в этот источник монетки – якобы, чтоб вернуться ещё в наш городишко – я сначала одобряла, а потом начала призирать. Бросали монетки в основном туристы из экскурсий, ни у одного из которых на самом деле не было желания приезжать к нам ещё. С брезгливым недоумением оглядывали они наши убогие улочки и испуганно жались к экскурсоводу. «Да, источник, да, незамерзающий и целебный, да, цари тут ванны принимали, но мы-то не цари!» – читалось на их лицах, – «Поедем в другие дали на настоящие красоты глядеть? Поехали! Что? Можно монетку бросить в источник? Бросим, разумеется, зря, что ли, здесь остановились…» Они бросали, а малышня (и я, когда была ещё малышнёю) собирала потом эту мелочь, резво убегая от местных милиционеров. Потом я выросла и подростковый патриотизм наделил меня ненавистью к столичных туристам и их монетками. А сейчас вот, выходит, сама я тоже столичный турист.

Руки непроизвольно выуживают из карманов мелочь. Смешно! Нет, о возвращении загадывать не буду. И так знаю – вернусь. Загадаю-ка что-нибудь посущественнее…

Вообще, стыдно признаться, но я всё время что-нибудь загадываю. Взрослая, вроде, барышня, а от потребности в чуде всё не избавилась… Загадываю обычно что-нибудь несущественное. Так, чтоб не слишком обидно было, если не сбудется. Типа, «выкурю сегодня на две сигареты меньше, а за это пусть Свинтус позвонит, или пусть банкир из центрального на статью доварится, или, там, пусть моего опоздания в редакцию завтра никто не заметит». Если сбывалось – я радовалась необычайно: «Чудо! Чудо действует!» Если не сбывалось – забывала про загаданное и не переживала.

Гляжу на монетку, щурюсь от вдруг навалившегося ощущения важности момента. В последний миг понимаю, что делаю, и ударная волна паники вонзается в горло. Пытаюсь остановить себя… Поздно! Жалкое тельце монетки, пулей из замедленного кино, уже летит к воде, а мои собственные губы, совершенно со мной не посоветовавшись, давно уже шепчут невесть откуда взявшееся: «Пусть! Пусть не зря всё, пусть получится! Пусть Рукопись не простой писаниной окажется, а чем-то значащим. Пусть я – не как все. Пусть не буду обречена на тщетные рыпанья, пусть выдвинусь. Окажи, Боже, милость, выдели. Надели даром. Отработаю…». Шепчу, а самой всё жутче и жутче делается. Это откуда ж во мне столько гаденького тщеславия? Замолкаю, собственным дерьмом сражённая. Вода с громким всхлипом принимает монетку. И тотчас же мир вспыхивает яркими красками и оглашается нереально-пронзительным звоном.

Не вполне владея собой, я бегу, разметая окрестную грязь.

– Эй! Стой! – тип с лысиной опускает окно джипа и окликает. Оказывается, это он меня напугал. Заехал тихонько прямо в сквер, подкрался незаметно (это в каком же я состоянии была, что подъезжающий танк не заметила?) и давай фарами светить, да сигналить.

– Что ещё? – я уже взяла себя в руки. Уже не трясусь, но раздражение скрывать не пытаюсь.

Тип выходит из машины. Подбородок дрожит, не имея смирения втянуться в морду, но и осознавая несуразность своей надменной выпяченности.

– Слушай, малыш, – тип краснеет весь вплоть до маленькой родинки на лысине и порывисто прикладывает руки ладонями к груди, – Ты это, ты извини. Не ожидал… Ну, там, не верил, что можно подойти к человеку, чтоб это, как его, чтоб помочь… Думал, ты её обобрать хотела… Времена такие, малыш, ты прости.

Улыбаюсь, чуть заметно, согласно киваю, пытаюсь всё же уйти.

– Слушай, ты это, проси, что хочешь, я теперь твой должник, – тип не отстаёт, – Нет, ну правда, я знаешь, сколько могу… Что хочешь, проси, завтра же принесут.

Вспоминаю только что произнесённую источнику просьбу, передёргиваюсь непроизвольно. «Бред это всё!» – сама себя успокаиваю.

– Ну, чего тебе хочется? – продолжает искуситель.

Вот как! Нервозность на секунду попускает. Бросаю внимательный взгляд на роскошную шубу похрапывающей в Джипе Ксеньсанны. Поплотнее запахиваю воротник своего лёгкого пальто. Улыбаюсь, уже широко, говорю:

– Бог с тобою, золотая рыбка! Твоего мне откупа не надо. Ступай себе в синее море. Только ступай, будь ласка, побыстрее, а то я от тебя и твоей КсеньСанны уже малость охренела.

Разворачиваюсь, ухожу почти счастливая. На этот раз я кажусь себе достаточно резкой.

– А меня Гена зовут, – канючит следом --">