Ольга Григорьевна Жукова - Дуэт для одиночества

Алёна Жукова Дуэт для одиночества

Посвящается певице

Галине Лукомской

Для него необходимым и достаточным доказательством существования бога была музыка.

Курт Воннегут

Часть первая

Глава 1

Шумный, прорвавшийся сквозь густое марево июньской жары ливень обрушился на дерево за окном. Сразу пахнуло свежестью, настоянной на чем-то травяном, речном и северном. Широко распахнулись створки оконной рамы, надув парусами посеревший от пыли тюль занавесей. Они взлетели и поникли. Худенькие, почти детские ручки, ловко перебирающие черно-белые клавиши потока бравурной каденции, остановились на фальшивом аккорде.

– Ну вот, приехали, – рассмеялся учитель. Он подошел к окну и застыл, слушая дождь. Труба водостока утробно урчала в басах, капли рассыпались причудливым ритмом по железному козырьку подоконника. Его пальцы дернулись, забарабанили в такт. Он всегда что-то выстукивал. Его широкая спина заполнила оконный проем. Собранные в хвост и перетянутые резинкой длинные волосы, мятые джинсы, отвисшие на тощем заду. В нем все раздражало Лизу: скрипучий голос, дурацкая манера барабанить пальцами и стучать ногой. Она в растерянности поглядывала на раскрытые ноты и не знала, с какого места лучше начать. Часы на стене показывали, что урок закончился десять минут назад. Ей хотелось пить. Она обернулась к столу, где стоял графин с водой, но в это время учитель встал за спиной и, дыша в затылок, потянулся к роялю. Лиза сжалась. Он завис над ней, как коршун. Ее острые лопатки упирались в учительский живот, а перед глазами скачущим галопом пролетали триоли и закручивались трели. Она думала о том, что нет ничего противнее, чем эта музыка, высекаемая из рояля и разлетающаяся во все стороны, как искры от точильного камня. У ее покойной учительницы была другая манера – руки плескались в звуках, разбрызгивая легкое стаккато, а этот – как гвозди вколачивает.

Захотелось под душ или дождь. Наверняка он уже унюхал противный запах ее подмышек! Какое свинство так наваливаться, и вообще, урок закончен! Она заерзала на стуле, отодвигаясь в сторону, и подняла голову. Плохо выбритый подбородок учителя находился на уровне ее лба, а взгляд проник под отвисший ворот Лизиной майки. Глаза были чужие, без веселого прищура, пустые и как будто немного злые. Учитель снял руки с клавиатуры и отошел к окну.

– Ну что, Целякович, плохо наше дело, до экзамена меньше недели, а программа сырая. Фальшивим, сбиваемся. Что делать будем?

На последней фразе он с раздражением захлопнул ставни, Лиза вздрогнула. В носу защекотало, и слезы потекли по щекам так же бурно, как по оконному стеклу дождевые струи.

– А слезами ты вступительную комиссию не разжалобишь. Сама знаешь, какой конкурс. В общем, так, завтра опять придешь. Этюд – в медленном темпе, крепкими пальцами. А эти порхания по клавишам забудь. Знаю, что Эдуардовна так учила, кстати, чтоб ты знала, и меня тоже, но не всем ее штучки удаются. Она от бога получила, а нам самим добывать. Не реви, иди работай.

Лиза дрожащими руками закрыла ноты и отлепилась от стула.

Глотая слезы, медленно поплелась к двери, но учитель остановил.

– Лиза, – его голос прозвучал издалека, извинительно мягко. – Подожди, так нельзя, так ничего у тебя не получится. Сядь, поговорим.

Она стояла, держась за ручку двери. Ее коротенькая юбка измялась, перекрутилась и не могла прикрыть розовые пятна на узких бедрах, проступившие от долгого сидения на твердом стуле. На склоненной шее сквозь тонкую смуглую кожицу выступали бугорки позвонков. Паша Хлебников, он же Павел Сергеевич, учитель музыкальной спецшколы, отличный пианист и подающий надежды композитор, вздохнул и хрустнул костяшками пальцев.

– Ты пойми, – он пытался нащупать правильную интонацию, – невозможно играть зажатыми руками, так же как танцевать зажатым телом. Нельзя только думать и запоминать, надо чувствовать. Нет ничего чувственней музыки. Ее природа – это текучесть и ритм. Ты слышишь дождь? А дерево? Вот, к примеру, пауза – тишина, но в ней тоже ритм, ты должна ее слышать. В тишине – нерожденные звуки и голоса, которые станут музыкой, их много, но самый главный – твой. Ты должна им владеть. Должна разжалобить, утешить, позвать за собой. А если не почувствовала, как сможешь? Вот когда тебе больно, ты кричишь. Когда расплакалась, жалостливо так звучишь. А тебе страсть надо сыграть, любовь, --">