Виорель Михайлович Ломов - Тихая заводь бытия. Три провинциальные истории

Виорэль Ломов Тихая заводь бытия

© Виорэль Ломов, 2017

© Интернациональный Союз писателей, 2017

***

Виорэль Ломов родился в 1946 г. в Москве. В 1969 г. окончил Московский энергетический институт. Работал на предприятиях и в организациях Минатома России, в редакции журнала «Сибирские огни» (отв. секретарь) и др. Профессиональной литературной деятельностью занимается с 2000 г. Опубликовал 15 книг – стихов, эссе, документальной и художественной прозы. Лауреат ряда литературных премий: «Ясная Поляна» им. Л. Н. Толстого; «Русский переплет» (МГУ); «Писатель года 2013», «Народный писатель 2014» и др. В 2016 г. В. Ломов стал лауреатом первых премий «Во славу Бориса и Глеба» и «Народный писатель».

1. Музей Повесть

От сумы и от тюрьмы не зарекайся.

Русская пословица

Сума

Как сейчас помню, была пятница, тринадцатое…

Как сейчас помню, была пятница, тринадцатое, разгар июня… А, может, я и ошибаюсь, и был май, и вовсе не тринадцатое. Память так капризна.

Кстати, как только начинаешь вспоминать, вспоминается бог знает что, чего и близко не было. Хотя тут же готов голову дать на отсечение, что всё было именно так!

Вспомнишь эпизод, и сердце замрет, не в силах покинуть тот остановившийся навсегда момент времени.

Меня уже месяц носило по городу, в котором я никому не был нужен. Карманы и душа мои были пусты. Это только природа не терпит пустоты, а душа стерпелась. Впрочем, у меня оставалось еще немного денег, чтобы оттянуть тот момент, когда меня понесет к мусорным ящикам и урнам, как гибнущий корабль на скалы. Только вряд ли что оставили там крысы, собаки и пенсионеры. Есть еще паперть, грабеж да мысли о бессмертии. Странно, что бомжи тоже хотят жить. Собственно, что еще желать в стране, где улыбка занесена в Красную книгу?

Месяц назад я истово решал классические вопросы бытия, один за другим выдирая их с корнем из души, как сорняки. Выдрал и решил: когда виноват весь мир, значит, виноват и ты; и ничего тут не поделаешь.

И весь этот месяц я тянул, как актер, паузу и не забирал со сберкнижки последние рубли, которых могло бы вполне хватить на ритуальные услуги. Я жил случайными заработками, а ночевал на даче, которая единственная осталась у меня от прежней нормальной жизни. Чтобы избежать радостных встреч с контролерами, я с дачи уезжал первой электричкой, а возвращался последней. И с каждым днем всё больше и больше в электричках становилось людей, похожих на меня, и с каждым днем я всё меньше и меньше становился похожим на людей, от которых каждую ночь уезжал с вокзала на юго-восток. Я стал плохо спать. А если и засыпал, то во сне мчался сломя голову в грохочущем вагоне от преследующей меня темноты.

Мимо процокала девица. Мне раньше нравился июнь. В июне откуда-то появлялось много женщин. Совершенно бесполезных созданий, впрочем, как и мужчин.

Старик с седой бородой, как у Хэмингуэя, в толстом осеннем пальто и кроличьей шапке, закинув руки за спину, брел впереди, разглядывая асфальт. Поднял что-то, бросил и стал яростно пинать ногами. В мою сторону откатилась сплющенная крышечка от бутылки.

Я представил себе на миг, что буду вот так же шататься по городу в разгар лета в несуразном, но необходимом наряде, рыться на помойках и собирать бутылки, и содрогнулся от собственной грязи, словно вдруг провалился в сточную яму. Сколько дней этот старик живет внутри своего тела, внутри своей души, внутри своих мыслей, съежившись, сжавшись, замерев, лишь бы не чувствовать их грубую, грязную корку, лишь бы не касаться их границ?

Только тут я заметил, что после ночного дождя на черном асфальте много сломанных веток. У тополя конституция хрупкая, как у бродячего актера. Тополя, тополя, кто же ваш режиссер?

Я прошел мимо павильончика, на двери которого вечно висит табличка «Технический перерыв». Сейчас таблички не было.

– Пивка не желаете? – Крашеная блондинка выглянула из дверей павильона.

– На обратном пути, – сказал я.

Меня вынесло на проспект, зажатый между стенами серых зданий. Угловой дом перед площадью был безобразно громаден. В нем можно было бы запросто разместить всех бандитов и бомжей Центрального района.

– Мужик, подсоби-ка! – донеслось как --">