Виктория Самойловна Токарева - Дом за поселком: Рассказы и очерк [сборник]

Виктория Токарева Дом за поселком: Рассказы и очерк

Рассказы

Ну и что?

Ее назвали Ия. Дурацкое имя. Какое-то обкусанное, как будто буквы надо было покупать, а денег нет. И произносить неудобно. Ия прибавила две мягких согласных — получилось Лиля. Она всем представлялась: Лиля. Ия осталось только в паспорте.

В школе Лиля училась на крепкое «три», по литературе «пять». Однажды она написала в сочинении такие строчки: «Птицы купались в голубых волнах воздуха». Учительница Марья Львовна, старуха в ортопедическом ботинке и с палкой, задержалась возле парты, прочитала и вдруг обняла. Значит, ей понравилось.

В те времена мальчики и девочки учились раздельно. Девочки ходили в школьных формах: коричневое платье, черный передник. Под мышкой белые соляные круги. От девочек воняло, как в конюшне. Это указывало на половое созревание, активную деятельность эндокринной системы.

Лиля — худенькая, как кузнечик, без соляных кругов. У нее были тяжелые, сильные волосы. Она заплетала их в косу. Коса получалась толщиной в ее руку.

Лиля нравилась себе и другим. Практически всем, кроме директрисы. Вручая аттестат зрелости, директриса сказала Лиле: «Будь другой».

Дура была директриса. Хотела, чтобы все были одинаковые, как китайцы. Верующая. Но верила не в Христа, а в Иосифа Виссарионовича Сталина.

Лиля и была другая. Она отличалась ото всех тем, что превосходно озвучивала свои мысли. Читала разные книги, а потом пересказывала их подругам. Подруги не могли отлипнуть от Лили. Вместе возвращались после школы домой. В центре шла Лиля, а вокруг нее — кольцо одноклассниц. Передвигались медленно, боялись пропустить слово. Доходили до дома, разворачивались и шли назад, поскольку история продолжалась. Все кончалось тем, что из подъезда выскакивала мама Лили — неряшливо одетая, злобная, грубая — и выдирала Лилю из кольца — и тем самым разрушала все Лилино превосходство. Более того, она окунала ее в унижение, хамство. Утаскивала Лилю за косу. Засовывала в подъезд. У мамы были свои причины: дома стыл обед, а Лиля опаздывала и срывала ее планы.

Лиля поднималась по лестнице и громко рыдала. Мать шла позади, как расхристанная цыганка, и добавляла унижение обидным текстом. Она все рушила. Она кидала Лилю с высот в пропасть. Это было невыносимо. Не хотелось жить.

Мать Лили была одинока, несчастна и плохо воспитана. Точнее, никак не воспитана. Отец привез ее из деревни, а сам умер.

В деревнях тоже разные люди. Есть робкие, деликатные, верующие. Но мама Лили из другого теста. Она должна была выживать любой ценой. Жила без ласки и огрубела.

Мама хотела, чтобы ее дочка выбилась в люди. Для этого необходимо, чтобы девушка изъяснялась по-французски и играла на фортепьянах. Так было принято в девятнадцатом веке. А двадцатый век — чем хуже?

Мама жила плохо, но она умела жить плохо. Умела выживать и помогать другим. К ней приходила соседка тетя Валя и садилась в ожидании. Мама чистила картошку, а шкурку отдавала тете Вале. Та отмывала и делала себе драники. Получалось вкусно, потому что мама глубоко внедрялась ножом в картофельную плоть. На очистках оставалась треть картофелины. Мама жила плохо, но остальные жили еще хуже, а все познается в сравнении.

Однако были и такие, кто жил хорошо. В соседнем корпусе жила свояченица Чкалова. У нее было отчество «Эразумовна», что намекало на ее иностранное, скорее всего польское, происхождение. У свояченицы был сын по имени Шурик. Однажды тринадцатилетняя Лиля позвонила им в дверь — ни за чем, просто так. Дверь открыл Шурик. Это был пятнадцатилетний мальчик-принц в черном бархатном костюмчике с белым кружевным воротником. В его взгляде стояло недоумение: кто такая? зачем пришла? Лиля онемела. Она не могла раскрыть рта и двинуться с места. От мальчика веяло роскошью, красотой, счастьем, шоколадными конфетами и закатом багрового солнца в воды Гибралтара.

Шурик стоял и спрашивал: «Что? Что?» Что надо девочке, и зачем она пришла, и кто она такая вообще?

Он подождал и закрыл перед ней дверь, отсекая себя и свой мир. Все.

С тех пор Лиля захотела другой жизни — без хамства, без картофельных очисток, а желательно с путешествиями --">