Татьяна Никитична Толстая - Чистый Лист

class="book">Игнатьев поднял голову, изумился.

— То есть как?

— Я сказал.

— В каком смысле ампутировать?

— В медицинском. Сейчас это делают.

Друг оглянулся, понизив голос, стал объяснять: есть такой институт, это недалеко от Новослободской, так там это оперируют; конечно, пока это полуофициально, частным образом, но можно. Конечно, врачу надо дать на лапу. Люди выходят совершенно обновленные. Разве Игнатьев не слышал? На Западе это поставлено на широ­кую ногу, а у нас — из-под полы. Косность потому что. Бюрократизм.

Игнатьев слушал ошеломленный.

— Но они хотя бы… на собаках сначала экспериментировали?

Друг постучал себе по лбу.

— Ты думай, а потом говори. У собак ее нет. У них рефлексы. Учение Павлова.

— Ах, да…

Игнатьев задумался.

— Но ведь это же ужасно!

— А чего тут ужасного. Великолепные результаты: необычайно обостряются мыслительные способности. Растет сила воли. Все идиотские бесплодные сомнения полностью прекращаются. Гармония тела и... э-э-э... мозга. Интеллект сияет как прожектор. Ты сразу наме­тишь цель, бьешь без промаха и хватаешь высший приз. Да я ничего не говорю — что я, тебя заставляю? Не хочешь лечиться, ходи больной. Со своим унылым носом. И пусть твои женщины выключают телефон.

Игнатьев не обиделся, покачал головой: женщины, да…

— Женщине, чтоб ты знал, Игнатьев, будь она хоть Софи Лорен, надо говорить: пшла вон! Тогда и будет уважать. А так-то, конечно, ты не котируешься.

— Да как я ей такое скажу? Я преклоняюсь, трепещу…

— Во-во. Трепещи. Ты трепещи, а я пошел.

— Постой! Сиди. Еще пива возьмем. Слушай, а что, ты уже этих… оперированных видел?

— А то.

— А как они выглядят?

— Как, как! Как мы с тобой. Даже лучше. Все у них о’кэйчик, живут припеваючи, над нами, дураками, посмеиваются. Да вот у меня один кореш есть — я с ним в институте учился. Большой человек стал.

— Поглядеть бы, а?

— Поглядеть. Ну ладно, я спрошу. Я не знаю, захочет он? Я спрошу. Хотя, чего ему? Я думаю, не откажет. Подумаешь!

— А как его зовут?

— Н.

Лил дождь. Игнатьев шел по вечернему городу; крас­ные, зеленые огни сменяли друг друга, пузырились на мостовых. Игнатьев нес в руке две копейки, чтобы позвонить Анастасии. Кто-то на «Жигулях» нарочно про­катил по луже, облил Игнатьева мутной волной, забрыз­гал брюки. С Игнатьевым такое случалось часто. «Ниче­го, вот прооперируюсь, — подумал Игнатьев, — куплю машину, сам буду всех обливать. Мстить за унижения равнодушным». Устыдился низких мыслей, покачал го­ловой. Совсем я болен.

У автомата пришлось подождать. Сначала молодой мальчик что-то шептал с улыбкой в трубку. В ответ ему тоже долго шептали. Стоявший перед Игнатьевым смуг­лый низенький человек постучал монеткой в стекло: совесть надо иметь. Потом звонил он. У него, видно, была своя Анастасия, только звали ее Раиса. Низенький чело­век хотел жениться на ней, настаивал, кричал, присло­нялся лбом к холодному аппарату.

— Ну в чем же дело? — не понимал человечек. — Ты мне можешь объяснить: в чем дело? Чего тебе не хвата­ет? Скажи! Ты скажи! Да ты как сыр в ма... — он перехва­тил трубку другим ухом, — ты как сыр в масле будешь жить! Ну. Ну. — Он долго слушал, постукивал ногой. — Да у меня вся жилплощадь в коврах!!! Ну. Ну. — Он опять долго слушал, растерялся, посмотрел в мерно гу­дящую трубку, вышел со злым лицом, со слезами на гла­зах, ушел в дождь. Игнатьевская сочувственная улыбка ему не понадобилась. Игнатьев заполз в теплое нутро ка­бины, составил магическое число, но выполз ни с чем: долгие гудки не нашли отклика, растворились в холод­ном дожде, в холодном городе, под низкими холодными тучами. И Живое тоненько плакало в груди до утра.

Н. принял через неделю. Солидное учреждение, много табличек. Прочные, просторные коридоры, ков­ры. Из кабинета вышла заплаканная женщина. Игнать­ев с другом толкнули крепкую дверь. Н. был человеком значительным: стол, пиджак, ну что говорить! Ты смот­ри, смотри! Золотая авторучка в кармашке, а какие авто­ручки в гранитных цоколях на столе! Какие перекидные календари! А за клетчатыми стеклами шкафа угадывает­ся редкий коньяк — н-ну! Друг изложил суть дела.

--">