Елена Блонди - Красный атлас

деревянными подлокотниками.

Стоит этот калика меж двух диванов, на мой взгляд, достаточно уютных. Летом я застилаю колючую обивку патриарха легким покрывалом, и, когда поднимается с него очередной сиделец, покрывало сложено в четкий рисунок ног и задницы сидевшего. Даже если сидел он недолго и неподвижно. Зрелище откровенно неприличное. Хорошо, что уходящие, как правило, не оглядываются на сиденье. А мне, в зависимости от отношения к ушедшему, можно выбирать — сразу расправить покрывало, или еще полюбоваться. Только две моих достаточно близких подружки никогда не пытались сесть в это кресло. Я даже проводила секретные эксперименты, заваливая диваны выкройками-лоскутиками и оставляя кресло приглашающе свободным. Результат: одна встала посреди комнаты столбом и долго рассказывала какую-то сплетню, похоже, не собираясь садиться вообще. Будучи усаженной в кресло насильно, через три минуты побежала в туалет, а, вернувшись, примостилась на краешке дивана среди фрагментов вечернего платья и россыпи портновских булавок. Вторая попыталась, все время съезжая, сидеть на подлокотнике того же дивана, пока я не сжалилась и не расчистила место. Была зима, и неприличное покрывало на кресле не нарушало чистоту эксперимента.

Сама я сидеть в этом кресле очень люблю по чисто практическим причинам — разложив по окрестным диванам все свои швейные цацки, я кладу на подлокотники гладкую фанерку и, поглядывая в телевизор, могу, не вставая, переделать кучу кропотливой небыстрой работы. Удержав Татьяну от попыток оставить все сумки в коридоре на растерзание нашему любопытному коту, направляю ее в комнату, где она плюхается в кресло. Разумеется.

Окна на север — бесценное преимущество в летнюю жару. После сверкающе-звонких сорока по Цельсию на улице моя комната — как прохладная морская вода. Татьяна облегченно вздыхает и, достав из сумочки белый платочек, старательно промокает загорелое лицо, потом, скомкав платок, вытирает бритые подмышки.

— Уф, как у тебя хорошо!

— Да, летом. Зимой приходится мерзнуть. Слегка говорим о погоде. Я еще пару минут курсирую по комнате, разыскивая тетрадку, сантиметр, а, заодно, давая ей время оглядеться и немного освоиться в незнакомом месте. Мне не пятнадцать лет, и кое-каким вещам жизнь меня научила. Я, например, знаю, что на свете гораздо больше стеснительных людей, чем может показаться на первый взгляд. И большая часть их выглядит очень уверенно. Бросаю все необходимое на журнальный столик и сажусь напротив на маленький табурет. Теперь я вижу Татьяну чуть снизу, и мы разделены столом — ей не приходится думать, какую принять позу и как поставить ноги, а, глядя на меня сверху вниз, она может быть уверена, что я все внимательно выслушаю. Начинается процесс.

— Ну, что мы будем шить?

— Понимаешь, мне нужно вечернее платье, чтобы оно выглядело одновременно роскошно и элегантно.

— Для какого-то события?

— Не совсем. Татьяна секунду мнется.

— Я на лето устроилась барменшей в Коктебеле. Вообще-то, я учительница, двадцать лет в школе проработала, теперь вот дети выросли, надо на поступление им подзаработать. Ну, каждый день я его не буду надевать, платье это, — там же все время за стойкой стоять надо, но ведь место все-таки такое, люди отдыхать туда приходят, — наряжаются…

Не люблю думать за других, но сейчас, кажется, я все поняла правильно. Учителям не платят денег уже второй год. Люди, брошенные на произвол судьбы, выживают по-разному. Одни впадают просто в катастрофическую нищету, сокращают расходы почти до нуля и прозябают на подачки родственников и чуть более обеспеченных друзей. Другие делают огромные долги, в ожидании конца смутного времени, изо всех сил стараясь не думать, что будет, если оно не кончится вовсе. А третьи хватаются за любую возможность заработать, осваивая профессии, зачастую очень далекие от основной. Поэтому и я, работая по восемь часов в день в городском историческом заповеднике, объединяющем больше десятка самых разных экскурсионных объектов, каждый день, прибегая домой, отпахиваю вторую смену за живые деньги. Мне еще везет, я шью всю сознательную жизнь и считаюсь хорошим мастером, а, значит, немаленьким человеком.

Учительнице-официантке, наверное, тяжелее. Ну, нет у Тани желания быть просто обслугой на чужом празднике жизни. Что ж, она выбрала самый оптимальный вариант того, как нивелировать разницу между праздными отдыхающими и --">