Тимур Валитов - Последний раунд

и будет что шепот, от которого никуда не деться, который не забудет и не забудется, — пускай себе шепчут, не стану их слушать.

Да и не услышать ничего нового, если все известно наперед: встану, отряхнусь, отряхну сумку. Пойду вдоль реки, ты — навстречу, неся через улицы ирисы; ты не заметишь меня — или не скажешь ни слова, заметив. На ринге еще пусто: чернота, желтый луч; в раздевалке раскрою сумку, выругнусь, увидев тренировочные перчатки заместо старых отцовских. Оставлю вещи — шесть или восемь; разыщу тренера, потом час: растяжка, суставы, дыхание. В какой-то момент почувствую мятную свежесть ирисов, увижу тебя на причале: твое лицо неотличимо от сотни других лиц, отмеченных надеждой. На горизонте появится теплоход — и причал смолкнет, целиком устремившись к палубе, полной невнятного движения; тренер ударит мне в плечо, рявкнет, заставит вернуться к настоящему: встаю на весы, закрываю глаза, когда прожектор щупает меня своей теплой рукою. Начнется бой — для тех, кто, сделав свою ставку, теперь кричит с трибуны имя — мое или нет; для меня — ничто не начнется и не придет к концу: всякая вещь, всякий запах, которым пронизана арена, которым пропитан этот город, — все твердит о невозможности, о бесконечности исхода. Во множестве лиц, устремленных к рингу, мне снова увидится причал, увидится трепетное ожидание — и одно лицо чуть ближе, ровно против меня — твое: случившаяся в нем перемена не удивит, не способна удивить меня; ты как-то сказала, что будет хуже, больнее. Ты приблизишься — по какой-то затейливой траектории: петляя, кружась; меня обдаст цветочной горечью — и кислотою пота: толпа начнет исчезать, проваливаться в глубину города; ты останешься одна: причал потемнеет, теплоход обернется к морю, чтобы плыть от твоего взгляда; я наконец отвернусь, чтобы не видеть твоего лица, — и внезапно, впервые за столько лет разгляжу вдалеке дом, разгляжу мать и отца, разгляжу всех наших братьев и сестер, разгляжу каштаны, за ними — окно в растрескавшейся раме, а под окном — молочного цвета клумбу — чуть примятые шершавым ветром ирисы — разгляжу это белоснежное море, покрывшее собою опустелый край, эту живую жизнь, раскинувшуюся посреди ничего, — я сделаю шаг к этой жизни, я буду знать, что за моей спиной ты уронила в воду цветы и, отвернувшись, пошла вдоль реки, чтобы больше не возвратиться.

Я не почувствую удара — лишь услышу, как волна бежит на гибкие стебли; я различу какую-то птицу: она расставила крылья — и вот ее уже нет.

--">