Владимир Борисович Жемчужников - Поговорим, как мужчины

по душе любую.

Я почему пишу об этом? А потому, что ходят ещё в поездах такие калеки, которые кричат, будто освобождали Киев, и Одессу-маму, и Севастополь. Им подают, потому что никто еще не забыл войну. Лично мне этих людей не очень жалко, обычно они симулянты. Но есть, видно, среди них и настоящие фронтовики, которым война покалечила не только руки-ноги, но и всю жизнь, Вот почему, когда идет по вагонам калека, мне всегда охота спросить у него фамилию. И хоть я знаю наверняка, что он пропьет свою выручку, я отдаю ему всю наличную монету. Вот я и говорю, отец, если что — обязательно приезжай ко мне.

На этом я заканчиваю письмо. Чуть было не написал, что мы все остаемся живы-здоровы. Бабка, то есть твоя мать, умерла шесть лет тому назад. Схоронили мы ее хорошо, как полагается. Место на кладбище я сам выбрал. Красивое, среди берез.

Батя, если ты прочитаешь это письмо, я жду ответа что бы там ни было. С приветом — твой сын Владимир».

Под письмом стояла дата — 17 мая 1960 года. А ниже был крупно напечатан адрес Владимира и послесловие, сочиненное лично редактором газеты:

«Найдет ли Володя Павлов своего отца? Мы желаем ему этого от всей души! Многих сыновей осиротила война, но вырастают они настоящими мужчинами. Тысячи таких, как Владимир Павлов, строят сегодня будущее. Потому что поколение, которое потеряло отцов, не потеряло мужества. Матери научили его мужеству.

Редакция обращается к тебе, Володя, с просьбой выслать нам свою фотографию и более подробный рассказ о твоей работе и жизни. Мы уверены, что наши читатели также с нетерпением будут ждать твоего второго письма. Пиши нам, Володя!»

Через три дня после того, как письмо было напечатано, появился в редакции необычного вида посетитель. Он медленно катил на низкой тележке с шарикоподшипниками по вышорканным половицам длинного коридора. Голова его, как у всех безногих, казалась массивной, а плечи — очень широкими. У него были густые чисто-белые волосы, лицо, порезанное глубокими морщинами вдоль, поперек и вкось, синие высветленные годами глаза. Отталкиваясь от пола зажатыми в руках кожаными подушечками, он катил и катил. Глядел прямо перед собой, будто выбрал какую-то свою, невидимую никому цель. Толпившиеся в коридоре молодые журналисты поспешно расступились перед ним.

Ни у кого ничего не спрашивая, калека въехал в первый попавшийся на пути кабинет. Это оказалось как раз то, что ему нужно было, — отдел писем. В кабинете сидел Слава Казанков и еще двое сотрудников.

— Здравствуйте, товарищи корреспонденты, — глухим басом сказал мужчина. — Я к вам по поводу статьи «Если ты жив».

У Славки так и ухнулось сердце и в горле запершило — он тотчас поверил, что объявился тот самый отец которому адресовал свое письмо парень со строительства северной ГЭС.

Славка вскочил из-за стола и, показывая рукой на ближний стул, заученно пригласил:

— Присаживайтесь, пожалуйста.

Мужчина не спеша отстегнул тележку и неожиданно легко вскинул туловище на стул. Пригладил ослепительно белые волосы, оглядел кабинет.

— Просьба у меня такая, — сказал он. — Дайте-ка мне это самое письмо.

— Но… мы не можем. Оригиналы всех материалов остаются в редакции, — стушевался Казанков.

— Да я взгляну только и верну, — успокоил его мужчина. — Неувязка тут одна получается. Двое сыновей у меня было, а не трое. Володька и Андрюшка. А Пашки никакого не было… Ну где это письмо?

— Сейчас, сейчас, — в смятении засуетился Казанков. — Подождите минутку.

Мужчина крутнулся на стуле, устраиваясь поудобней, насколько позволяло короткое неловкое тело.

Потом он долго и тщательно вчитывался в письмо. Его сильные пальцы, натруженные от ежедневных однообразных упражнений с кожаными подушечками, нервно ощупывали тетрадные листки и заметно подрагивали. В кабинете напружинилась тишина. Даже телефон‚ развязный по обыкновению, почтительно молчал.

— Ух, стервец! Не имеет он права подозревать меня в этом!— внезапно, с резкостью сказал мужчина.— Семнадцать лет елозил я по земле, до черта профессий перепробовал — никто не видел меня с протянутой рукой. Сроду не побирался в поездах! Понятно?

Молодые газетчики, сидевшие за столами, замерли и втянули головы в плечи.

Дочитав письмо, мужчина спокойно произнес:

— Да, все правильно пишет. Иваном меня зовут, значит, он — Владимир Иванович. Только откуда же третий — Пашка?.. И ещё --">