Дарья Вячеславовна Морозова - Цвет: жёлтый

кажется, что часы – это насмешка. Будто кто-то говорит: а теперь прячьтесь, если сможете!

Чеканным шагом я шла по тоннелю, по обе стороны которого ютились, приспосабливались к выживанию люди. Отовсюду мне подмигивают беспощадные «часы». Привыкнуть бы за всё это время, но не получается окончательно. Страшно.

Маша говорит, что это хорошо, значит, я не очерствела душой, а мне кажется, что я просто боюсь.

Наш штаб – маленькая комнатка управления поездами.

Меня встретил Генерал. Так странно, но даже имена – то, что было когда-то так важно! – стали заменяться на звания, которые сразу могут сказать, кого надо слушаться. Это был 50-летний мужчина с обезображенной правой половиной лица. Впрочем, его уже никто не боялся. Даже дети привыкли и не пугались. Хотя признаться, его правая стороны была похожа на результат ужасного эксперимента на людях: как если бы эту часть вывернули наизнанку, а потом пришили обратно. Естественно, видел у него только один глаз.

Мы коротко поздоровались.

– Ну, что слышно? – без дальнейших церемоний спросил он.

Я пожала плечами. Половина нашей страны стала необитаема из-за серии ядерных взрывов. Ответными взрывами была уничтожена или заражена почти вся Земля. Другая половина была смята остатками врага. Хотя кто теперь враг? Только голод. Страх. И приближающаяся зима, которая обещает быть по-настоящему непредсказуемой и ужасной. Лучше смерть. Желательно быстрая.

Хотя уверена, что все мы облучены, и может вообще не доживём даже до декабря.

– Пока не получается. Я стараюсь. Но всё как-то сбивчиво. – Ответила я, имея в виду попытки переманить последнего живого провидца на нашу сторону.

– Сколько у нас времени?

– Дней пять. Не больше.

– Часы у наших по-прежнему убывают?

– Да.

Если бы он знал, как долго я готовлюсь к этому «да»! И оно короткое именно потому, что мне тяжело даже об этом ему говорить. И он знает. Понимает. Мы оба не любим общество друг друга, потому что он не герой, а я не хочу им быть.

И мы до сих пор помним ту ночь. Мне не хотелось спать, не хотелось снова играть в эти «кошки-мышки», где наградой будут провидцы. Я же знаю, почему он так пристально смотрит мне в глаза: пытается призвать к себе тех, кто выбрал меня. И я трачу последние силы, чтобы удержать их, оставить этих неугомонных дикторов невидимого многоканального радио себе.

Той ночью я поднялась наружу, скользнув понимающим взглядом по дремлющему часовому. Холодно. Луна в форме бейсбольного мяча где-то высоко в неспокойном небе швыряется кусками туч вокруг себя: разгоняет дождь.

Если бы не мои обретённые способности, секрет Генерала так и остался бы нераскрытым. Впрочем, для остальных так и было, а вот для меня это стало шоком. Я так хотела верить в его могущество! В то, что он возьмёт ответственность на себя за всё! Что он спасёт нас всех!

Но вот я отчётливо вижу светящиеся цифры в почти полной темноте, а дальше невольно обращаюсь в слух: физический и внутренний, считывая состояние человека.

Генералу страшно. Он, закусив ребро ладони, беззвучно рыдает, и крупная дрожь идёт, кажется, откуда-то из самого сердца, гулко отдаваясь уже в теле. Он слабый. Он растерян и не знает, что делать. Людей мало, оружия тоже. Время каждого здесь истекает. Смерть неизбежна! Нет никакой надежды! Он играет свою роль, им это нужно! Кто бы успокоил его?! Вселил в него уверенность и дал хоть проблеск веры в будущее! В то, что может оно вообще быть – будущее… Единственное, что ещё удерживает его от пули в лоб – приближающихся врагов, которые будут тут со дня на день, тоже мало, и может они также боятся не меньше его самого. Однако он даже благодарен им в какой-то мере: у него есть маленькая цель для того, чтобы жить дальше. Зачем они вообще идут? Зачем? Из-за провидицы? Она им нужна? Может если они заберут её, то оставят остальных в живых? Пусть в рабстве, но живыми! Люди надеются на него, он не может их подвести: всех этих напуганных, как и он сам, женщин, детей, подростков, стариков, слабых мужчин. Им надо чем-то питаться зимой, как-то выжить, но зачем? Что им делать дальше? Какой вообще во всём этом смысл?..

Эта его последняя его мысль, прежде, чем он ощутил моё присутствие, была для меня самой страшной. Она раскрошила мои тонкие стеклянные стены, которые я возвела для того,

--">