Сергей Геннадьевич Бабаян - Человек, который убил

мужества, чем ответить ударом на удар. Иисус не был трусом.

– О-о-хо-хо, – прокряхтел Тенишев, махнувши рукой.

– А вот ты, Костя, говоришь, – видимо волнуясь, вдруг сказала Марина, – не противься злу…

– Это не я говорю, а Иисус, – с досадой – а в душе с раздражением – сказал я. Тебя еще здесь не хватало.

– Но ведь в другом месте Иисус говорит: не мир я вам принес, а меч…

– В контексте эта фраза не имеет никакого отношения ни к насилию, ни к войне, – неохотно сказал я.

Тенишев вздохнул и выдохнул, трепеща губами.

– А вы, случайно, не из монастыря? – неожиданно для меня снисходительно спросил человек, который убил.

„Ты сильный, ты очень сильный человек, – враждебно билось в моем опьяневшем мозгу – еще и от яда уязвленного самолюбия. – Ты много сильнее меня. Но так, как убил ты, и я бы убил. Потому что я бы тоже, как ты…"

– Нет, я с оборонного завода, – сказал я. -…А почему вы не выстрелили ему в ноги?

Красноватые радужки человека, который убил, угрожающе всплыли над нижними веками. Я держал его взгляд, наливаясь с каждой секундой агрессивной, отталкивающей неприязнью… Еще час назад здесь было так покойно и хорошо. „Ведь у тебя не было причин ненавидеть его, – тяжело, ему в глаза думал я. – А ты выстрелил ему прямо в лоб… Даже не в лоб, в лоб ты, конечно, попал случайно, ты просто механически целил в белеющее в темноте вагона лицо. Почему?… Почему ты вообще не выпрыгнул из вагона и не взял на мушку открытую дверь? Я знаю, почему. Потому что ты…"

Человек, который убил, растянул тонкие губы в усмешке. Глаза его не смеялись.

– Считайте – потому что я испугался.

Он посмотрел на часы и встал. Тенишев вздохнул, искоса взглянул на меня и тоже поднялся.

– Ну, я подъеду часа через полтора. – Давай, – сказал Андрей.

Человек, который убил, повернулся и не прощаясь широко зашагал к машине. Тенишев пошел вслед за ним. Коротко выстрелили освобожденные защелки дверей: „Нива", как гигантский светляк, затеплилась золотистым внутренним светом. Басовито лязгнули двери. Салон погас. Запульсировал двигатель…

И больше я никогда не видел человека, который убил.

Прошло три года, прежде чем мы снова собрались в Ясновидове. За это время Игорь расстался с Мариной и видимо постарел; Стасик развелся с женой и женился наконец на Наташе; Галя стала еще суше и раздражительней; Андрей еще больше потолстел и размяк; Тенишев еще больше полысел: его лысина уже почти доела островок волос на затылке и сейчас наступала на уши… Место наше, к счастью, мало изменилось, только вода сильно ушла. Остановились мы на старом мысу, разбили старые, слежавшиеся палатки, набрали три года протомившиеся без дела старые сети, в старую коптильню уложили первых же зажабренных судаков и поставили ее на первые угли разведенного Стасом костра… Тенишев, как всегда, появился под вечер – на своей старой „Ниве", со старыми заботами о недалеко ушедшем строительстве дома, по-старому радуясь ожидаемой рыбе и встрече. Сели вокруг костра, нарезали закуску – сало, лук, огурцы, картошку, – вскипятили тушенку, открыли водку, разлили, вздохнули, выпили – первую, вторую, третью… У берегов знакомо клубился молочный туман; наполовину утонувшее солнце багрило снизу фиолетовую гряду облаков; поквакивали, пробуя голос, лягушки; идущий на нерест лещ поплескивал в меркнущем заливе хвостом; летучие мыши вспыхивали черными молниями в угасающем небе; бледный месяц висел коромыслом над застывшей волной сосняка; мягко потрескивал смолою костер, рассыпая красные искры; Стасик, наклонив голову, знакомым перебором строил гитару… И вот тут-то Тенишев – закусив и недожевав – и сказал:

– Да! А вы помните того мужика, Мишку? Ну, который бандита убил?…

Не знаю, как остальные, но я за эти три года того человека, казалось, намертво позабыл… но сейчас, после слов Тенишева, сразу же ярко вспомнил.

– Да.

– Так вот – выгнали его из милиции. Спился вчистую.

– Да ты что, – сказал Игорь, – такой лось – и за три года спился?

– Ну, милый мой, – добродушно сказал Тенишев. – Нет молодца сильнее винца… Опять же как пить. Вон Митька Пастухов стакан выпьет – и лыка не вяжет; так он уже двадцать лет каждый вечер пьяный и ничего. Как пацаном на лесопилку пришел, так и работает… А Мишка каждый день по две-три бутылки садит, благо еще есть, что продавать. Накопил…

Мне отчего-то стало невыразимо печально. Отчего-то – потому что мало ли спивается в России --">