Сергей Марксович Бичуцкий - Здравствуй, сынок

к груди и непонимающе уставилась на дочь. А что здесь непонятного? Засох аленький цветочек. Ещё вчера обильно орошал материнское сердце бесконечной любовью и лаской, а тут в одночасье и засох. Вырвал кто-то безжалостный из жизни этой навеки. Смерть! Пришла и не спросила! И никогда не спрашивала! Смерть – это тоже часть жизни! Как только родится человек, в ту же секунду и начинает готовиться к смерти. Не думает только никто об этом. Всякому кажется, что не про него это. Страшно, потому что!

Семёныч смог приехать только на следующий день. Всё село хоронило. Слёз, да причитаний было столько, что даже у сдержанных на эмоции мужиков дух порой перехватывало. Орать хотелось от такой вопиющей несправедливости, от непонимания – за что?! Крушить хотелось всё, или башкой об стену. Еле сдержал себя.

Вот так и остались они с одним Серёжкой. А больше детей не случилось. После смерти дочери и так немногословная Ирина ещё больше замкнулась в себе, взяла на руки, как младенца, это горе, да так и носила его до самой смерти. Может поэтому сын и прилепился, как банный листочек, к отцу, и как только тот появлялся дома, ни на шаг не отступал, хвостиком повсюду следуя за ним. Чувствовал отстранённость матери, хотя смерть переживал, наверное, острее всех в семье.

Так и стали они жить втроём. Шло время. Сергей закончил школу, поработал в леспромхозе водителем два года, да ушёл в армию. Служить пришлось на Ямале, а после службы, приехав на побывку домой, спустя две недели отправился обратно, теперь уже на работу. Ещё до увольнения договорился с нефтяниками. Родители препятствовать не стали, так как к тому времени началась та самая, не ко сну помянута будет, перестройка, а по сути, разрушение страны. Появились проблемы с работой, а с зарплатами тем более. Закружили «чёрные вороны» ненасытной стаей над Родиной, да начали её разграбление, бросив народ на произвол судьбы. А что хотели? Бога растоптать хотели? Ну, попытались! Храмы поразграбили, да поразрушили, священников да монахов поубивали, да в тюрьмы заточили, и что? Совесть убить хотели? Больше семидесяти лет добивались этого и что? Что хотели, то и получили! А как получили, как ввергнулись в нищету и отчаяние, так сразу о Боге и вспомнили. Неужели и это никаким уроком не послужит?

Какое-то время ещё работа была, и повезло Александру с Ириной – едва успели на пенсию выйти, как приказал леспромхоз, что называется, долго жить. И, как от стихийного бедствия, побежали люди, кто куда мог. А что оставалось делать, если ты никому не нужен? Что может быть печальней и огорчительней свободы? Это пока не понимаешь, что она на самом деле из себя представляет, кажется, что нет ничего прекрасней и желанней, а, как приходит, так и спрятаться от ужаса хочется, да некуда. Всюду тебя достанет. На то она и свобода!

Глава 3

Вернувшись, Семёныч, несмотря на изрядно выстывший дом, печку растапливать не стал. Тоже по привычке. Запас дров был велик – года на полтора с гаком, но раз и навсегда заведённая бережливость не вызывала никаких сомнений в том, что надо делать сначала, а что потом. А сначала надо было позавтракать. Налил воды в электрический чайник, включил, достал краюху хлеба, брусок масла, да принялся готовить бутерброды. Всё неспешно, с толком и расстановкой. Размеренность жизни навсегда вычеркнула из числа привычек суетливость и вечную спешку, присущую городским жителям. Позавтракав, сполоснул большой чайный бокал, поставил на место, и только потом принялся за растопку печки: выгреб в жестяной тазик вчерашнюю золу, наложил заранее приготовленную с вечера щепу, проложив её берестой, и чиркнул спичкой. Огонь занялся моментально. Весело заплясал и тут же повеяло теплом. Очень любил Семёныч это мгновение, когда кажется, что вместе с вспыхнувшим огнём, начинается какая-то новая страница в его жизни, обязательно сулящая что-то хорошее и радостное. Подождав, пока разгорится щепа, открыл печную дверцу и заложил печь берёзовыми поленьями. На дрова старался заготавливать именно берёзу, потому как жару от неё несравнимо больше, нежели от ели или сосны.

Тепло стало мало-помалу распространяться по дому. Почувствовав это, Семёныч ещё больше открыл печную заслонку, чтобы усилить приток воздуха. Потом принялся наводить порядок: подмёл полы, протёр пыль, да решил навести порядок на полке с книгами. Там же лежала большая картонная коробка с документами, письмами

--">