Вадим Иванович Кучеренко - Все возрасты любви покорны

прихожей. Самого Кольку заставляют отвернуться, он будет придумывать задания для игроков. Генка достает из шапки листок и спрашивает:

– А что будет делать этот фант?

Колька долго думает, преданно глядя на Генку, как будто ожидая от него подсказки, затем выдает:

– Пусть с балкона крикнет: «Люди, я вас люблю!»

– Лена Смирнова! – читает Генка. И командует: – Дверь на балкон открыть!

Дверь открывают, и Ленка Смирнова, невысокая полненькая девочка с модной короткой стрижкой, высунув голову на улицу, тоненько кричит: «Люди!…» Но захлебывается от смеха, как-то забавно булькает, словно вскипевший чайник, и замолкает. Все смеются, уже над ней.

– Засчитано! – решает Генка. – Играем дальше!

Я нахожу взглядом Светку. Она сидит в уголке на стуле и делает вид, что ей тоже весело. Я подхожу к ней, присаживаюсь рядом, на соседний стул. Светка встает и выходит из комнаты. Она не хочет со мной разговаривать, это ясно. Мне понятно и то, почему. Но в чем же я виноват?

И я решаюсь объясниться. Я больше не в силах хранить героическое молчание, жертвуя собой и способствуя успеху своих друзей. Я имею такое же право на счастье, как и они.

Я тоже выхожу из комнаты. Всего их в квартире четыре или пять. Долго ищу, поочередно бесстыдно заглядывая во все, и, наконец, нахожу Светку на кухне. Она одна. Как Аленушка с картины Васнецова, сидит у окна, склонив голову. О чем-то задумалась или беззвучно плачет.

– Света! – я робко дотрагиваюсь до ее руки.

Она вздрагивает, словно мое прикосновение обожгло ее, оборачивается. Это не Аленушка, а Медуза Горгона. У нее сухие глаза, они похожи на опаленную солнцем пустыню. Я отражаюсь в ее светло-голубых зрачках двумя крошечными нелепыми уродцами.

– Опять ты! Как ты мне надоел! Ну, что ты привязался ко мне? Из-за тебя Артем не пришел, низкий ты человек! Уйди…

Светка шепчет, однако я оглушен и раздавлен. Даже покачнулся, но сохранил равновесие, удержавшись за край стола. Делаю нечеловеческое усилие, поворачиваюсь и ухожу.

Я иду в прихожую, надеваю куртку, беру шапку и ухожу. За моей спиной звонко и зло, как цепной пес, щелкает дверной замок.

Пока я был у Светки, на улице началась метель. Ветер и снег в лицо. Но мне жарко. Куртка расстегнута, шапка в руке. С губ срываются бессвязные слова:

– Печально вслед смотрю тебе я… Робею так, что подойти не смею… Тебя я недостоин, но верным быть пажом хочу…

Это строки из моего стихотворения, написанного для Светки. Я жалею, что не забрал его. Завтра, когда мы встретимся в классе, мне будет стыдно, настолько, что, может быть, я даже попрошу родителей перевести меня в другую школу. Мы со Светкой – те самые параллельные прямые, которые никогда не пересекутся. И было величайшим заблуждением думать, что может быть иначе. А за ошибки надо платить. Вот только жаль терять такого друга, как Артем…

Я вспоминаю про Артема, и у меня появляется цель. Я разворачиваюсь и иду по направлению к его дому. Я иду к другу. Он поймет меня и простит за недавнюю измену. Нет ничего на свете крепче и надежнее мужской дружбы.

А метель расходится. Скоро февраль, а там и март. И ничто на свете не может этого изменить. Как бы ни ярилась зима, но ей придется уступить весне. Таков закон природы.

И метель, и зима – всё, всё пройдет. И даже горе.

Только я об этом еще не знал.

--">