Михаил Монастырский - Экспериментатор, или Доктор Такерман – 2

развивающемся современном мире. И он, как на зло, взял и, с присущей ему легкостью в принятии решений, согласился, тут же спросив меня:

– Так тебе завтра во сколько удобно?

Я совсем не думал про завтра, но деваться было некуда.

– В восемнадцать тридцать смогу прийти…

– Отлично! Пока!

Он, точно, как и в тот раз, хлопнул перед моим носом дверью своего автомобиля и, умчался, оставив меня одного размышлять дальше.

Никакого определённого плана у меня так и не созрело, и я решился на экспромт.

В назначенное время, а я никогда никуда не опаздываю, хотя в моих венах нет ни капли немецкой крови, я постучал кулаком в дверь квартиры Такермана с номером семнадцать. Звонка у него никогда не было.

Я когда-то бывал у него дома пару раз поздними вечерами с компанией пьяных, как и я, сокурсников, в дни разных праздников и гуляний. Такерман нам всегда открывал дверь нараспашку – он был рад любому гостю. Видимо, мамаша его доставала каждый божий вечер.

Он тоже выпивал с нами на его стильно отремонтированной, но захламлённой разными безделушками кухне, много говорил и очень внимательно слушал каждого из нас. Даже находящегося в невесёлом настроении студента он с лёгкостью разбалтывал и тот уже ни о чём не грустил. Ну, что тут сказать – психолог. Может, поэтому мы и шли к нему… С ним всем было легко, интересно и весело. Хотя, между собой, мы, как все, считали его придурковатым.

Но сейчас был другой случай. Совсем другой.

Профессор с улыбкой открыл мне дверь.

– Проходи! – пригласил он, указывая мне направление движения, выставленной вперёд ладонью.

– Спасибо, – ответил я и, как только пошёл на кухню, услышал, донёсшийся из дальней комнаты, женский голос.

– Сынок, это ко мне уже пришла София?

– Нет, мамочка, это ко мне студент из кружка, – немного раздражённо от внезапного вопроса матери ответил Такерман, но взяв себя в руки, продолжил говорить с ней. – София обещала зайти к тебе завтра. Ты, видимо, позабыла?

Не дождавшись её ответа, мы с профессором вошли на кухню и уселись на старинные, с резными ножками, деревянные стулья, спинки и сиденья, которых, на мой взгляд, были обиты очень редкой тканью.

Да, раньше, находясь здесь в нетрезвом виде, я не замечал ценности развешенных, уставленных и наваленных здесь антикварных вещей. Я подумал, что, однозначно, вся квартира была засыпана до потолка старинными драгоценными предметами или их копиями. Профессура и по тем временам шиковала.

Мы с Джоном Такерманом расположились за столом напротив друг друга, я сел спиной к выходу, и мы посмотрели друг другу в глаза.

– Вы сейчас сказали своей маме, что я уже член Вашего кафедрального кружка. Спасибо большое, но я всё же ещё хотел у Вас уточнить перспективы психологии в ближайшем и далёком будущем. Если, можно, конечно?

– Да, ладно, тебе, – опустив перед собой взгляд на стол, ответил он. Это тебе будет лимитом.

– Джон, – абсолютно неожиданно раздался женский голос за моей спиной, – не надо разбрасываться лимитами, прощениями и всякой подобной чушью.

В этот же миг мне на плечо нежно легла ладонь матери профессора. – Люди этого не ценят, не надейся, дурачок, не совершай другими, сделанные ошибки.

Такерман, не вставая со стула, чуть приподнял голову, выпучил глаза и молча смотрел на свою мать.

Я же, не оглядываясь на неё, пытался определить возраст её прекрасного женского голоса.

– Может, ты всё-таки, уступишь мне место, – обратилась мать, сделав несколько шагов вперёд навстречу сыну, и выйдя почти на центр кухни.

Я был шокирован, глядя, и не отрывая глаз с её необыкновенно нежной, покрытой молодой ухоженной кожею ладонью, плавно соскользнувшей с моего плеча. Я опасливо перевёл взгляд на женщину. Она была изумительна. Обтягивающее её стройное тело платье из чёрной материи, подчёркивало тонкую талию, роскошную молодую грудь и длинные утончённые книзу ноги. Она стояла в чёрного цвета дорогих туфлях на высоком каблуке. Её светлые ровные длинные волосы подчёркивали белую кожу лица, на котором, как на картинке глянцевого журнала, светились ярко-голубые глаза и ярко-красный рот.

Я влюбился в эту женщину раз и навсегда. Вмиг всё остальное мне стало неважно. Ни такермановская кухня,

--">