Александр Гарцев - Жизнь продолжается

возгласы, возня. Не выдержал, спустился.

Интересная картинка нарисовалась.

Посреди тротуара какой-то весь обмякший, добродушный и всему, и направо и налево улыбающийся, парил в табачном дыму дядя Саша.

Рядом напротив, видимо в роли наблюдателя, стояла моя мама.

Чуть поодаль ближе к выходу – бабушка Савиновна и дед Павел Петрович.

Мне сразу дали получение, чтобы я помог ему добраться до туалета. Я довел его до двери и принял обратно, когда он из него вывалился. Я понимал, что пить плохо, но что-то ни ненависти, ни раздражения к дяде Саше не испытывал. Может, потому что он мне улыбался?  А наоборот, какая-то жалость к нему меня охватила. Может от его беспомощности? Не знаю.

А дальше события (события ха-ха-ха!). Развивались чрезвычайно быстро. Так что я даже не успел и опомниться.

Я тащу его из туалета, он постоянно брыкается, я сам, я сам, лезет ко всем обниматься.  Беспокойный такой. Но я жалею его, помогаю, тащу, тяжелого и рыхлого такого.

И вдруг передо мной у самой двери в комнате возникает бледное и разъяренное лицо его жены. Из глаз черненьких и маленьких гром и молния, и искры так и сыплются. Я и опомниться не успел, как у меня перед лицом замелькали кулачки такой маленькой, но такой громкой супруги. И мелькали, и мелькали, лупаря рожу дяди Саши.

Глухие удары посыпались на его добрые глаза, улыбчивые щеки, по шее, по груди везде, куда она только могла дотянуться.

Какое-то время стоял только глухой стук кулаков и истерические крики типа:

– Ты мне всю жизнь испортил. Гад! Сволочь!

И шлепки, и шлепки, и шлепки.

А я и растерялся. А я и выпустил тело. Оно и упало по странной какой-то такой траектории. И не прямо. И не по кругу. И не по касательной.

А дальше продолжение гневных криков Жени, (так его жену звали), и слова дяди Пети, робко попытавшегося остановить такую бурную встречу. Поднялся шум. Завизжали дети.

– Папу убивают!

Дядя Петя все пытался безуспешно оттащить тетю Женю от дяди Саши:

–Ты что с ума сошла? Убьешь человека-то.

А человек лежал на цветных половицах и, продолжая мило улыбаться всем, беспомощно закрывал лицо ладонями.

Хитро улыбается дед, Павел Петрович. (Сам бывал, наверно, в таких переделках). Отталкивает разгневанную жену дядя Петя. Молча наблюдает за всей этой возней бабушка Савиновна. Удивление в глазах моей мамы. Плачут дети.

Все кончилось.

Я обратно ушел на чердак. Долго еще слышались причитания и рыдания тети Жени.

А дневник по поводу моего дальнейшего самосовершенствования и развития моего характера и интеллекта, и про то, как прекрасен человек и как прекрасен этот мир, так что-то дальше мне и не писался.

Я снова открыл «Клима Самгина».

И на глаза как-то сразу мне попалось высказывание одного из героев этого романа, Варавки:

–Человек без друзей – более человек! – глубокомысленно учил он кого-то.

Вот ведь, как хорошо сказано. Как здорово сказано! Вот что значит классик! Молодец, Варавка! Как раз про дядю Сашу и сказано.

Варавка прав. И я с ним согласен.

Если бы дядя Саша не встретил на футболе своих друзей, то он, точно, был бы «более человек».

Тоска деревенская

– Как жить с нелюбимым? Да, просто, – считает Прасковья.

Да и что такое любовь? Словно эхо далекое, еле слышное, давно забытое эхо, откуда – то оттуда издалека, из юности ранней, из детства. Затерялось давно это эхо, забылось, да и затихло навсегда где-то в горах, да нет, в горах это романтично, где-то далеко в кучах навозных проблем житейских.

До эха ли? Детишек бы вырастить. Вот что главное. А то, что пьет Колька, так это от безысходности, от отсутствия работы. Развалился колхоз. Паи свои колхозные все давно продали, да и пропили.

И ехать куда? Безысходно все, беспросветно.

Как могли, где могли подрабатывали, то на лесопилке в соседней деревушке у Гришки, купившего где-то доходящую развалившуюся старую пилораму, которая постоянно ломалась. А когда не ломалась, то работяги его не в силах были работать пока не пропьют куцые деньги, выданные им за работу трехмесячной давности. То Прасковья с Колькой, оба пьяненькие, к соседу наймутся бревна ошкурить, чтобы крышу, упавшую хозяину подпереть, то картошку кому выкопать, а кому и посадить, то ягоды помочь немощной старушке собрать.

Да мало ли дел деревенских тяжелых у старух, те и нанимали на тяжелые да грязные да нудные работы Прасковью с Колькой.

Так и жили. А что? Как все, в деревне российской нечерноземной, так и жили. Дочек вырастили. Как --">