Владимир Владимирович Лорченков - Учерьъёсы Сугона

подчеркнуть национальные особенности, при объявлении независимости в мурманско-архангельском алфавите просто поменяли очередность букв из старорусского).

Помимо куртяка, Борода сверкал белоснежной искусственной челюстью. Большой, по нынешним временам, редкостью! Челюсть позволяла своему обладателю как спокойно пережевывать пищу, так и относительно легко, без последующих посещений зубодера, переносить множество мелких бытовых конфликтов на национальной почве, разгоравшихся в СЗФР из-за влияния бывшей метрополии. Кроме того, на растительности на груди, обильно политой пивом и тоже как-будто порыжевшей — покоился орден за «Сидение на Дамбасе», медали за «Взятие Шар-аль Шейха», «Покорение Дамаска», значок «Лугандон Третьей степени», и почетный знак «Даунбаса». Все не оставляло сомнений в том, что огромный Борода с кулаками каждый величиной с литровую пивную кружку - и окруженный выводком прихлебателей в числе двенадцати человек, плохонько одетых, довольно грязных и с очень плохими зубами, (шахтеры из Никеля, понял Иван) - самый опасный представитель своей туристической группы. Да, туристической, Иван не испытывал никаких сомнений и на этот счет. Хотя бармен, модный кандапожский гомотриосексуалист Никита, по прозвищу «Красный беретик», встревожился. Свое крестильное имя Никита получил в день ВВ МВД Карелии Либра, искупавшись в одном фонтане с группой агрессивных обнаженных ветеранов, «краповых беретов», которые в награду за смелость вручили женственному пареньку красный берет, сорванный с проходившей мимо candapojaise*** (кандапожка на кандапожском), объявив награжденному, что отныне он — полудочь полка. Но встревожился бармен не поэтому — снявши штаны, по труселям не плачут, любил говорить Никита, расширяющий кругозор на досуге чтением модной расовой философки Люси Улитковой, - а из-за того, что был параноиком. Подозрительно глядевший на гостей с самого их прихода в бар, Никита «Беретик» отлучился куда-то на минутку под предлогом свидания. Наверняка, стучать побежал, дятел, подумал Иван, но воспринял это философически. Никита день деньской проводил в актуальной социальной сети «Бдибук», само членство в которой предполагало некоторую степень паранойи у каждого своего участника. Потому с утра до вечера бдительный Никита то и дело «отлучался» от стойки, чтобы выразить озабоченность, после чего в бар заглядывал наряд дружинников, проверить документы гостей. Чаще всего вызов оказывался ложным, что ничуть не расхолаживало Никиту, у которого, по его словам, всякий раз подгорало, когда он заподазривал в гостях тайных агентов Московии. На этот раз Иван тревоги Никиты не разделял. Ведь Борода, несмотря на некоторую эксцентричность, представлял собой, как и его спутники, обычный тип архангельско-мурманского туриста-наемника. Громилы, жлоба и хама, заехавшего в Капдапогу по программе примирения и согласия "Дiды же воевали". Её открыли после короткой, но ожесточенной карело-мурманско-архангельской войны, случившейся из-за крушения власти РФ в регионе. Да, Борода явно воевал за московитов время от времени, но наемничество давно уже стало одной из основных статей экспорта СЗФОбРФ, и властями особо не преследовалось, а раз так...

… Борода, рявкнув на кого-то из компании, хлопнул провинившегося по голове раскрытой ладонью. Несчастный свалился на пол. Приберем после закрытия, решил Иван, не осмеливаясь пока подходить к выпивохам. Борода, положив ноги на бесчувственное тело, начал рассказывать очередную байку про то, как сражался против украиньцев в ОРЛДО под руководством легендарного террориста, известного как Моторола и которому, как оказалось, пришел конец...

Потупившись, и стараясь не дышать, Иван прошествовал мимо Бороды со спутниками, высоко держа над головой на одном пальце поднос с пустыми бутылками на случай, если кто-то из посетителей захочет сделать фото для «Инстапятьдесятграммов». Здесь, в баре «Карелиа Либра Лехвисто», коренной candapojais (кандапожец на кандапожском) в четвертом поколении Лукин подрабатывал официантом со времен окончания той самой, будь она неладна, войны. Ужасного и кровавого конфликта, оставившего его не только без финансовых накоплений (во время третьего взятия Кандапоги мурманчане-архангельцы сожгли Банк Карелии), но и лишившей престижной службы смотрителя музея Кандапожского языка. Ведь существование этого самого

--">