Юрий Федорович Шкапов - За полями, за лесами, или конец Конька-Горбунка. Сказка

что, мол, временно в завод,

ну с полгода, ну – на год.

Объяснить…

В отделе кадров,

вся витая, как параграф,

за барьерчиком девица.

Ух, длиннющие ресницы!

«Я…» – входя, он начал сразу.

«Вы оформлены приказом». –

«Я хочу…» –

«Один момент:

вот возьмите документ.

Та-ак. Оформите прописку.

Завтра утром – на приписку.

Это справка медицины:

вам сначала «на вакцину»,

ну, потом там – зренье, слух.

На рентген успеть до двух…» –

«Хорошо. Но я ж…» –

«Постой-ка –

в общежитие вот, койка.

По тэ/бэ на инструктаж,

с двух до трёх, второй этаж.

(Во даёт! Какой этаж?)

Расписанье техучёбы…

(Тут учиться? – Это чтобы…)

…Культпоход в кино и в ТЮЗ.

Комсомол и профсоюз –

тут, направо сразу дверь.

Да, забыла: вы теперь –

Единица государства!..

Что, вам плохо? Дать лекарства?»

15

Детства, юности пора!

Всё для нас тогда игра:

ешь, да спи, да бегай вволю.

В лес, на речку (мимо Поля,

мимо Дела ноги носят!).

Поиграться – «в школу» просят,

тянут, тянут, как бычка,

ну разок дадут тычка.

Поиграть – помочь по дому:

повкуснее взять батоны,

ну ещё там что послаще,

да побольше, да почаще.

А потом в руках «игрушки» –

мамы, бабушки-старушки.

На экзаменах играют –

вольной тему выбирают:

«Дядя Стёпа мне примером,

буду милиционером!»

Что ж, свободная ведь тема.

Ну а тут, изволь, С и с т е м а:

делать так-то, делать то-то,

называется – Р а б о т а!

«Та-ак, – сказал себе Никита, –

где собака-то зарыта», –

вспомнил деда приговорку.

Что ж, захлопни страхов створку

да уйми дрожанье ног.

Где, который твой станок?

Мастер буркнул: «Вот, токарный.

Подожди…» Исчез из глаз.

Что, уж кончился показ?

М-да, станочек не шикарный,

и хозяин он станка

в званье му-ученика…

«…Хм, вид пощипанного гуся!

Здравствуй, парень. Тётя Дуся».

Перед ним, усмешно глядя,

встала… тётя, а не дядя.

Крепко сбита, как отлита.

Поморгал. «А я – Никита». –

«…Не хватало мне заботы –

вот тебя препоручили.

Как ты думаешь работать:

на кино ли, на харчи ли?

Ладно, вот он, револьверный.

Будет друг тебе он верный,

если ты к нему с душой.

Ну а так… Прок небольшой.

В общем, этот механизм

строит базу в коммунизм.

Ясно?» –

«Ясно».

«Ну и ладно.

Я сама к работе жадна,

и мне некогда с тобой,

тут у нас за планы бой.

А тебе вот в руки ветошь.

В рукавичках? Что ты, лето ж!

Так протри, чтоб был игрушка.

Убери вокруг всю стружку.

Дела тут часа на три.

Ну, валяй, коль нет вопросов.

Да!.. Ты нос-то подотри!»

Машинально тряпку к носу…

Тётя Дуся вся хохочет:

«Во-от, теперь ты – наш, рабочий…»

16

Полетели дни, недели,

по погоде стал им счёт.

Осень листьями метелит,

отдаётся дрожью в теле.

Мысли вдаль, как птиц, влечёт.

Жар морозца грудь вбирает,

чуть дохни – клубит парок.

Молодая кровь играет,

до утра не замирает,

скор девичий говорок.

Вся природа – ожиданье.

Так невеста ждёт наряд…

Той поре – ты отдал дань ей?

Пил морозное свиданье,

миг, когда глаза искрят?

Лишь Никита наш невесел,

ходит голову повесив.

Так, плывёт, лишь бы несло

календарное число,

чёрным дни, а красным – даты…

Мастер знай беги туда-то,

подсоби вон там, вот тут.

А! Какой там институт!

Тряпки, масло, стружка, грязь.

Духом пал, со всем смирясь.

В скоростях станок рычит,

тётя Дуся всё ворчит,

мастер походя кричит.

Острой шпагой лезет стружка,

за резцом летит резец.

Нет ни друга, ни подружки.

Сгиб Никита-молодец.

Как старался! Всё с придиркой:

всё-то им плоха обдирка,

не такой оставлен припуск…

На губах солёный привкус,

скулы сводит напряженье,

от окурков в горле жженье.

Вот проклятая работка,

поотбила всю охотку!

И тоска, хоть волком вой.

«…Да-а, видок не боевой.

Что ж ты так, герой, сомлел,

или каши мало ел?» –

Тётя Дуся-Дульцинея

(той родня, из «Дон-Кихота»?),

до всего вот ей охота,

вся в работе пламенеет.

«Тяжелы ученья кочки?

Подтяни-ка, друг, порточки –

вишь, кругом снуют девчата,

дел-то, дел – край непочатый!