Денис Викторович Прохор - Дедовский подгон. Рассказ спецназера

крючок. Очень хороший получился БУХ. Двое торопыг легли рядом с загоревшейся машиной. Остался карапуз с татуировкой паука на шее. Бешено работая локтями и коленями, он пополз в обратную сторону к окопу. Я мог бы добить его автоматной очередью, но у нас дружный коллектив и я коллег не подсиживаю. По брустверу карапуз скатился вниз. Я увидел его голову, а за поворотом у хлипенького блиндажа во всю разжелтелась голова Чумы. Карапуз свернул на повороте и я не услышал обязательного сухого и такого привычного звука Калаша. Я вышел на поляну. Краем глаза засек движение слева. Николаич почти бежал, но в окопе я оказался раньше. Чума сидел на корточках. Перед ним лежал карапуз. Он уткнулся лицом в землю и плечи его вздрагивали. У Чумы вокруг каски и на лице плясали встревоженные, недовольные веснушки.

– Упал, Тарасик. – пожаловался Чума. – Не добежал до законной пули. А в спину я не стреляю.

Чума постучал по каске, сгоняя веснушки на место.

– С детства. Жалость какая. Вместо вальгалы Еленовская колония. Ну такое…

Чума толкнул карапуза.

– Эй, встаем, воин.

– Эй. – глухо выдохнул я. – Лежи, воин.

– Что там, Шарон? – надо мной склонился Николаич.

– Что-то ржавое в земле. Он споткнулся. Может бомба с прошлой войны?

– Да-а-а. – протянул задумчиво Николаич.

– Да. – прошептал я.

– Шарон. – Николаич тоже перешел на шепот.

– Что?

– Если бомба…

– Ну?

– Может его за ногу держать это неправильный алгоритм? Может что-то другое требуется?

– Да? – спросил я.

– Да. – подтвердил Николаич. – Если проанализировать…

– По тапкам, мужики! – выдал свой анализ Чума громко и доходчиво. Мы выскочили из окопа, на повышенных скоростях промчали поляну и залегли под сенью осклизлого равнодушного дуба. Тишины не было, но и того чего все ждали тоже. А потом это. Я зажмурился, открыл глаза. Это было именно то, что я слышал.

– Он смеется? – спросил Чума.

– Или булькает. – сказал Николаич. – Или булькает или смеется.

– Но не взрывается. – добавил я.

– Это каска, пацаны! – радостный карапуз с блестящими от слез щеками выбрался из окопа и шел к нам.

– Вот. Наша каска. Советская.

– Какая ваша, хенде хох? – Чума двинул карапуза стволом автомата в грудь. – На корты и руки за голову.

Чума был озадачен.

– Что тут. СШ-40. Ржавая. Дырень в районе правого виска. Ну и что здесь такого?

– Как зовут? – спросил Николаич.

– 1-я рота, 3 батальон, 54 бригада. – говорил карапуз со всхлипом.

– На хер подробности. Я не «Деньги мигом». Имя твое? Как это? Призвище.

– Гена. Гена Филимонов. 1-я рота…

– Глохни, Гена. – поморщился Николаич. – Дед воевал?

– Ага.

– Ага или точно?

– Точно. – затряс Гена своей непутевой башкой. – Только не дед, прадед. У бабки коробочка с медалями на серванте.

– Продал? – это я вторгся. Знавал я таких Ген.

Гена затрясся, захлюпал носом. Сдавил губы в куриную гузку.

– Я не хотел.

– Само собой… – сказал я. – Как иначе. А прадед у тебя хороший был.

– И есть. – добавил Николаич. – Держи каску, Гена. Крепко держи двумя руками. Это жизнь твоя.

– Выводы у вас, конечно. – пробурчал Чума. – Дай сюда.

Он отобрал у Гены каску.

– У меня будет. Трофей. Законный. А это…Это случайность. Понятно же.

– Точно знаешь? – спросил Николаич.

– Верю. – Чума скинул на землю рюкзак. Положил внутрь каску и с вызовом посмотрел на нас.

– И никаких дедов. Вот так вот.

– Вот так вот. – повторил я, а про себя подумал: «……. ………». Короче. Не важно, что я там себе подумал. Важно, что каску себе Чума оставил. Дедовский, не случайный, подгон…

--">