Илья Беркович - Отец

Илья Беркович Отец

Ире

Жене Кушнеру

1

Однажды Каменский Ребе увидел, что дела у хасидов нашего города плохи, и решил отправить к ним надежного посланца. Ребе выбрал одного из своих учеников, родом йеменца, человека молодого годами, но далеко ушедшего в изучении явного и тайного, и сообщил ему о своем решении. Ученику его звали Ехиэль — было жаль расставаться с семьей и прерывать занятия в ешиве, но он, как все каменские хасиды, знал, что Ребе не принимает решения произвольно, а читает их в Высших Мирах, как в открытой книге, что его воля — проявление Высшей воли и ее нужно исполнять быстро, не жалея сил и не оглядываясь на свой ецер^[1], потому что недаром сказано, что с ецером нужно не вступать в борьбу, а просто не обращать на него внимания.

Ехиэль собрал все необходимое в дорогу, попрощался с семьей и вышел на улицу, где его уже ждала телега. Далека дорога от города Камня Могилевской области до нашего городка, сидящего, как воробей, на холке Иудейских гор. Кони поводили головами. На облучке дремал Никита, верный возница Ребе. Ехиэль взобрался на телегу, кони тронулись и пронесли их по главной улице Камня мимо горисполкома, мимо шашлычной «Нармыз», мимо ПТУ механизаторов, а как выехали из города — бросил Никита поводья и полетели кони сами. Скачут по горам, перемахивают через долины, правда, сначала не было ни гор, ни долин, а только лес, лес, лес и лес без края в топком тумане, но скоро небо очистилось, земля изгорбатилась, как еврейский нос, пошли повороты, развилки, развязки — а кони сами знают, куда повернуть: тут возьмут налево, там повернут направо, взлетают на мосты, проскальзывают сквозь туннели, а Никита дремлет на облучке и качается как пьяный.

Три коня у Ребе, но иногда кажется, что их десять, иногда — два; а как добежали до Черного моря — рванулись с берега и слились в одного коня над зонтами пляжа, над глинистым дном, над поплавками и развалисто пашущим уже синюю, серьезную воду катером, а Никита так и не проснулся, только кепка слетела у него с головы и упала в воду, но не сразу утонула, а причалила к бакену, налилась водой и только потом исчезла.

Ветер, ветер над морем. Много его, много этой синей сутолоки внизу — столько, сколько человеку не нужно, сколько человеку не вынести, — но Ехиэль не смотрел вниз, не смотрел вперед, не смотрел назад, как не смотрел он на дома и бензоколонки, сосны и склоны гор, а держал в голове одну точку уверенности, которую если выпустишь — упадешь и придет тебе страшный конец.

Конь в воздухе перед ним поджал ноги и отдыхал, как известный золотой конь из скифского кургана. Хороший конь тем и отличается, что умеет отдыхать. Мы слишком привыкли к лекарственной медицине; если бы пятая часть средств, идущих на разработку и изготовление лекарств, использовалась для профилактики болезней и в первую очередь для того, чтобы научить людей отдыхать, — не только громадные средства высвободились бы, но и все общество стало бы гораздо более здоровым, спокойным и счастливым, говорит доктор Рональд Маффин из Мичиганского университета. Всего-то нужно двадцать минут утром, двадцать минут вечером. Можно мысленно произносить мантру, можно сосредоточиться на дыхании. Обстановка годится почти любая — важно, чтобы тебя не трогали, — вернее, важно знать, что тебя не тронут: отключить мобильный телефон, закрыть дверь на крючок — пусть, пусть думают, что ты протираешь носовым платком вынутые из-под плитки заплесневевшие доллары или рассматриваешь глянцевые органы порнозвезд, пусть стучат, пусть со скрежетом ковыряют в воздухе дверной ручкой, — главное, чтобы ты знал: они не войдут, не похлопают тебя по плечу и не скажут: «Ой, извини, я не знал, что ты спишь».

Конь Ребе не имел такого удовольствия никогда. В конюшне он стоял не один, соседское копыто, как известно, всегда наготове, но главное — в любой, самый темный час ночи мог раздаться скрип дверей и на фоне дрожащего, дышащего ветром проема мог возникнуть Никита с керосиновой лампой в одной руке и тяжелым комком сбруи в другой.

Только в полете, над морем, где никто не мог тронуть его ни вожжами, ни пяткой, ни копытом, — до Босфора оставалось минут двадцать, и потом еще минут сорок, — конь использовал их вовсю, он отбросил даже цвет, стал опаловым, как нижний слой горных облаков, кончики гривы и хвоста чуть шевелились от ветра. Он видел --">