Зот Корнилович Тоболкин - Избранное. Том второй

явлений истории, Зот Корнилович беззаветно любит свой народ и верит, что какие бы уродливые, жесточайшие явления не происходили на его родине, простой русский человек поймёт свои задачи, разовьёт свои богатые духовные силы и вынесет на своих плечах Россию к так долго ожидаемому светлому будущему.

Лауреат премии Ленинского комсомола.

Лауреат Губернаторской премии.

Лауреат премии имени И.М. Ермакова.

Награждён орденом «Знак Почёта».

Он родился в старообрядческой деревне, свято хранящей заветы и обеты прошлых поколений. Его фамилия происходит, по моему мнению, не от названия реки Тобол, на своём берегу приютившей деревеньку Хорзово, но от названия старообрядческой христианской просфирки – тоболка. Но, может быть, и от страннической сумы, называемой так же?

Анатолий Васильев

ПРИПАДИ К ЗЕМЛЕ

Глава 1

- Только вожжей не распускай, – надевая поверх борчатки дублёный тулуп, крепким звучным голосом наказывал Камчук. – Дорога, брат, такая, что чуть зазевался – и шею свернёшь...

«Вот прорвало! – нахмурился Науменко, уловив искоса недовольный взгляд жены, убиравшей со стола остатки позднего ужина. – Переливает из пустого в порожнее!»

- Колхоз, как новорождённый телок, на ноги становится, – чуть приглушив голос, продолжал Камчук. – Да теперь легче. И норова в людях поубавилось: уж не так бирючатся. Это и есть самое главное. Остальное приложится. – Камчук на мгновение примолк, дёрнул себя за хрящеватый, загнутый книзу нос, к которому от чёлки спускался приметный розовый шрам.

- Жалеешь? – набычившись, спросил Науменко. Был он бледен, твёрдоскул, сжат. Как будто ждал удара и весь изготовился к нему. Тяжёлый кольчатый чуб от этого провис при напряжённом наклоне головы, отделившись от чистого узкого лба.

- Жалею, – ещё не уловив мимолётной горькой иронии, согласно кивнул Камчук.

- А ты не отдавай вожжей, если жалеешь. Сам выводи колхоз в люди! Может, опять прогремишь...

- Гриша! – с упрёком сказала жена, нарочно уронив эмалированную чашку. – Подними...

Он поднял посудину и со звоном швырнул её на стол.

- Зачем так?

«И верно: зачем?» – отпустив досиня вспухшие желваки, расслабился Науменко.

- Не отдал бы, да велят, – по-прежнему звучно заговорил Камчук, и круглые холодные глаза с крохотными зрачками вцепились в собеседника. – Стало быть, им видней, – он указал левой, ещё не просунутой в рукав ладонью за окно и резко втиснулся в тулуп. – А отказываться я не приучен. Мы солдаты партии. Об этом помнить надо!

- А я и не забываю...

- Ты чего? Недоволен, что в председатели определили? – Камчук улыбнулся тугими лаково красными губами, чуть приоткрыв тесный ряд зубов.

То ли от губ, в улыбке раздвинутых, то ли от голоса, в котором проглянула нежданная оттепель, цепкость зрачков ослабла. Зато пальцы из рукава пятью змейками впились в плечо Науменко. Он поёжился, поднял голову.

- Брось, друже! – на него смотрели всё те же беспокойные, цепкие, но теперь весёлые глаза; в них плескалось столько доброго участия, что Науменко не устоял, сквозь хмурь усмехнулся и повёл плечом, с которого нехотя сползла чужая ладонь. – Знаю, что нелегко тебе придётся, – продолжал Камчук. – А кому легко? Кабы ты знал, сколько во мне страху! О-о! Да ведь если припечёт – партия не оставит, я так полагаю. И ты в добром слове не откажешь, а? Ну, говори, хлопче! Говори, а то калган отвинчу! – он шутливо схватил Науменко за голову и стал гнуть на себя.

- Район оседлал, теперь меня норовишь? – улыбнулся Науменко, выпрямляясь.

- Тебя оседлаешь! Напоследок одно скажу: груз ты взвалил немалый, а везти надо. Ноги загудят – подмоги проси. Это всего верней. Помнишь, как в атаки хаживали, – плечом к плечу? Вроде бы и страшно, а...

Дверь с грохотом растворилась, и через порог шагнул парень, румяный с мороза, в нагольном тулупе.

- Скоро вы тут распрощаетесь? – грубовато спросил он.

- Скоро кошки любятся, Ефим. Разве не знаешь? Прими-ка во здравие рабы божьей Марии, – предложил Камчук, подмигнув хозяйке. – А ну, Маша!

- Не пью, – отказался --">