Валерий Горелов - Колкая малина

песню пропою,

Как на их могилки печеньки принесу.

Сам себя не предлагай, если не позвали,

И лучше даже не гадай, как тебя назвали.

У кого-то морда от дерьма разъелась,

А у кого-то шея под каской разболелась.

Им кажется, что девка ходит без трусов,

Что очень возмущает за нравственность бойцов.

Того никто не видел, но, если говорят,

То даже через стены истину узрят.

И к вам кого-то с ордером пришлют,

А очевидцы сами набегут.

И забулькает словесное дерьмо,

Чесоткой налипая на лицо.

Хворобы

Говорят, что виноват: в драку не ввязался,

Но всё же плюнул незаметно в сторону врага,

Но зато публично от присяги отказался,

И пошли в атаку без меня.

А враги, как волки из трущобы,

Тоже норовят атаковать.

А во мне живут свои хворобы,

Я просто не умею убивать.

Меня крестили бабушки в подвале,

И на меня шептали при свечах.

Они грехом убийство называли

И просили жить без крови на руках.

Я зря тогда плевался на врага.

Я своей хворобой рассужу,

Что и волк совсем не Сатана,

Если вышел защитить свою семью.

Теперь из всех спасешься ты один,

Что только своей кровью заплатил

И, вопреки стратегии войны,

Никого не сжёг и не убил.

Моя хвороба на Святой земле,

Моя атака – страстная молитва,

Славянский Спас на жертвенном Кресте,

Ведь кровь – не родниковая водица.

Адажио

Она ходит в платье кутюрье Антони,

А я – в затертых адидасовских штанах.

Она слушает Томазо Альбинони,

А я – песни под гитару во дворах.

Она, как космос, далека и недоступна,

А светит словно полная Луна.

Как икона в Храме – неподсудна,

И в то же время, будто мрамор, холодна.

Я ещё охоч был фантазировать,

Когда сам себя не мог унять.

Меня тогда могли казнить или помиловать,

Мне всё хотелось в ней обожествлять.

Я придумал и Томазо Альбинони,

И портрет от Пабло Пикассо.

Меня тянуло к призрачной Мадонне,

Как тянет птиц в открытое окно.

Сказали, что Мадонна повенчалась,

И, словно в сказке про кривые зеркала,

Больше никогда не улыбалась

И злобно, по-мужицки, запила.

Всё прячется за долгие года,

Но, слушая Томазо Альбинони,

Мне к горлу подбирается тоска

По той не поцелованной Мадонне.

Крестик

Когда время разбегалось кругами по воде,

Многие держали кукиши в кармане.

Кликуш и ворожей сжигали на Кресте,

А не попавшиеся кукиш целовали.

Для кого-то крестик – просто украшение,

Как коралловая нить на шее дикаря.

А для кого-то – вещь, подманивать везение,

И с которой, извернувшись, выскочишь с огня.

Это для кого-то главный аргумент,

Когда всё будет нерешенным и опасным.

Но про него забудут в тот момент,

Когда всё вновь покажется прекрасным.

Кто-то лижет водку в страшную субботу,

Плюнув на листы календаря.

Он сегодня выполнял грязную работу,

Тем самым и отрекся от Креста.

Крестик утонул в церковной Иордани,

Из-за тучи пялится пьяная Луна.

Кто-то тихо стонет в сгустившемся тумане —

Это умирает в людях доброта.

Оно, конечно, будет искупленье,

Дождемся нового пришествия Христа,

Уже давно идёт переполнение

Общего плавильного котла.

Вам

До чего дотянетесь, блуждая в повседневности,

Тем старайтесь радовать себя.

Отыщите капельку участия и нежности

В красках возгорающего дня.

Для вас восходит Солнце на Востоке

И как море разливается заря.

Для вас глухарь токует на протоке,

И мигает в небесах последняя звезда.

Не поминайте то, что не смогли,

А восторгайтесь тем, что ещё сможете.

Вам суждено до лучшего дойти,

А когда дойдёте – кратно приумножите.

К вам день сегодняшний с подарками придёт,

С теми, о которых вы мечтали.

А ещё цветов охапку принесёт,

И вам Шопен сыграет на рояле.

Конечно, день восстанет и всё вокруг заполнит

Пустыми разговорами и тиканьем часов,

Но свет пришедший поимённо помнит,

Кто дожидался алых парусов.

Любите, сострадайте и горите,

И дыханьем своего тепла

Не проснувшиеся души пробудите

И обретёте крылья для себя.

Май-октябрь

Зачем бы вдруг черёмуха цвела,

Когда ва́жны только ревность и война?

И зачем такая музыка нужна,

Когда лопнула последняя струна?

А если ржавчина поселится в мозгах,

Как шум волны в портовых

--">