Алексей Петрович Бородкин - «Действительность»

"Не знаю, как других, а эту красотку сейчас заправят", – с ненавистью подумала Алла, разглядывая ноги "от ушей", выпорхнувшие из машины.

Мысль о разводе возникла моментально, притом где-то на подсознательном уровне, игнорируя/минуя разум. Успокоившись, Алла поняла, что слишком много "ниточек" придётся разорвать. "Брак, это не только совместное проживание, – рассуждала. – Не только общая койка и конфуз повстречаться утром без косметики… хм… забавно: ненакрашеные глаза повстречались утром со щетиной. Брак – это переплетение корнями. Два дерева, растущие рядом".

Через какое-то время (когда повис индюшачий "гребень"), Алла поймала себя на мысли, что сочувствует мужу. Нашла правильно определение – лебединая песня: "Пусть выгуляет своего коня… в последний раз на спелом девичьем лужку".

Тогда же появилось Самоощущение. Алла "выпадала" из действительности на короткие и продолжительные интервалы.

– Во сне я видел, как ты моешь посуду…

– Я всегда её мою! – обрывает Алла, чувствуя злость. – Ты за свою жизнь кружки не вымыл!

– И знаю, что случилось до того, как я появился на кухне. Ты распечатывала упаковку с беконом и порезала палец.

Что правда, то правда: масло начинало дымить, Алла засуетилась. Неловкое движение – нож соскочил, чиркнул по ногтю. Алый кусочек лака отпрыгнул, словно отсечённый кусочек плоти.

– Нетрудно догадаться, что это случилось именно на кухне! – Алла почти кричит. – Я больше нигде не пользуюсь ножами!

Старик Сверху (эсэсовец) кратко ударяет ложкой по батарее (звук разлетелся по стояку), сигнализируя, что шума СС не потерпит.

– А сковорода? – спрашивает Ильнур. – Скажешь, тебя не подмывало взяться за неё двумя руками? Нет? И как бы я узнал, про Орловичей?

Он корчит придурковатую физиономию а-ля "Балбес-Никулин", Алла устремляется к шкафчику.

– Так! Всё! Мне надо выпить!

– Тогда мы не попадём в театр, – он пытается возражать.

– Попадём… – Алла вынимает бутылку "Кюрдамир", набулькивает полную чашку, делает несколько последовательных глотков, – …если мне удастся успокоится! И прошу тебя, дорогой…

Фраза застывает на устах. Из его груди показывается кость… кажется ребро. Самое ужасное, женщина успевает в деталях разглядеть всё происходящее: грудь мужчины сжимается, словно её сдавили тисками (на лице вспыхивает детское обиженное удивление), рёбра трещат, одно из них не выдерживает напряжения, ломается – натягивается кожа (так бывает, когда пытаешься проткнуть ткань иглой), появляется кончик "иглы", прореха растёт, расползается, тянется, но крови нет. Ни капли – только белая сахарная острая кость. И от этого страшнее всего.

"МАМА!" – женщина с силой зажмуривает глаза и делает ещё один глоток. Прежде чем вино попадет в глотку, зубы клацают о стекло.

– Ты помнишь, нас сегодня Орловичи в театр пригласили?

"Да, конечно! Конечно, я помню. Ещё бы! Я знал о приглашении ещё до того, как ты его озвучила".

– Вне сомнений, дорогая! Не считай меня маразматиком. Я даже купил программку. Вообрази, как вытянется физиономия Орловича: "Франсуа! Ты опять не готов ко встрече с прекрасным!" А я ему: "Отнюдь, Жорж! Я готов, как рак на щуке!"

– Да, милый, ты поразишь Орловича в самое сердце.

– Токмо этой потехи для следует поехать! – он хохочет.

Затем подходит, целует её в шею, комично принюхивается, сморщив нос и поводя воображаемыми усами вправо-влево, как таракан.

– Напрасно ты выпила, любовь моя.

– Только капельку вина.

– У меня складывается впечатление, что ты злоупотребляешь алкоголем в последнее время. Я прав? А впрочем… не отвечай, я сам всё вижу.

На ней вечернее платье томительного вишнёвого оттенка: "скорбящий леопард"– так она называет рисунок… и цвет… и всё платье целиком. Алла выбирает подходящее под настроение колье (пытается выбрать) и всякий раз сбивается (движется по кругу): хочется чего-то простого… простенького, на грани с примитивизмом, но изумительно дорогого и выразительного – "чтобы Людка Орлович умылась", – однако взгляд неизменно сползает на жемчужную подвеску.

"Я знаю всё, что ты скажешь, ещё до того, как твои губы придут в движение".

– Я