Ярослав Романович Пантелеев - Смерть нежна. Верлибры и истории

себя дома. Будто из темноты нырнула в очередную темноту и тесноту.

« Мешок» догадалась Маша. Она заерзала, и в конце концов высунула голову, и вдруг увидела, что ничего нет кругом. Совсем ничего, да даже этого ничего нет. И еще мысль пробежала «Больше я не Маша», а еще пробежала тут же « Теперь я свободна, где только найти хозяина. Хозяйн- ключ к свободе.» Мысли будто были не ее, а навеянные откуда-то с севера. Вдруг из ничего образовался Колин папа. «Пойдем со мной, больше тебе здесь делать нечего». « Вот он твой хозяин» – подсказали мысли «Идти к нему и повинуйся». И Маша послушалась, она не в силах была сделать иначе. « Умница» сказал Колин папа.

Маша проснулась. И со слезами обрадованная побежала к маме и папе.

Но вскоре, это пробуждение оказалось таким же сном. Снова, открыв глаза, она увидела себя в кастрюле голой. По пояс она была в воде, а рядом плавала морковка. За кулинара был Колин папа, он улыбался и готовил ужин. Потом она опять проснулась, и на этот раз по – настоящему. Но не у себя дома, а в мешке.

И опять ничего вокруг. Не было ни времени, ни границ, не было пустоты. Маша думала, что сейчас опять проснется …

8 февраля 20 года Маши не стало. Похоронена на Новодевечьем кладбище, на севере от дома. Ее холодный трупик лежит глубоко-глубоко в теплой земле. Маша обрела Хозяина, и больше не одинока.

Новая земля

В полупустом зале кинотеатра шел фильм. О небе. Это был необычный фильм, потому что он был с одной стороны черно- белый, но при этом, о небе. Но это не было немое кино, время от времени раздавался свист прыжков парашютистов, или треск пленки, или облака шумели своими листьями.

Фильм начался ровно в восемь часов вечера. В зале было ровно двадцать человек. Мы смотрели фильм о небе.

В реальном мире никто никогда не видел таких фильмов. А мы видели. Мы были избранными.

Рома, мой сосед, по месту в зале, поделился со мной немного попкорном. На экране появилось предупреждение: «Выплюньте соль, через пять минут взлетаем». Черно-белая звезда лопнула о крыло истребителя.

«В зале не курить» – второе предупреждение. Рома затушил о передние кресло бычок.

«Надевайте маски» – третье предупреждение

«Сейчас будет громко» – четвертое предупреждение.

В следующие мгновение всех зрителей выбросила волна шторма. По экранному небу пошли волны пустоты. Кто-то заменил пленку.

Через мгновение экран взорвался, и все мы побежали к выходу. Начался пожар.

«Пропускайте вперед женщин, детей и инвалидов» – пятое предупреждение.

В воздухе пахнет серой, слышится оргия барабанов. Значит это всего лишь часть сеанса, понимает мы, и остаемся на месте. Тем временем вывеска «Выход из зала» тухнет, а места превращаются в камни. «Мы в западне» – думаем мы, и снова начинаем волноваться.

Тем временем, запах попкорна и чипсов так свойственный кинозалам, начинает испаряться. Серы тоже больше не чувствуется, пожар прошел. Барабаны перестают бить, теперь мы просто смотрим на небо, в своем естественный цвете. Это больше не черно-белый фильм, это больше не фильм, нет.

Крыша и стены зала куда-то исчезают, остаются только камни и небо. (Полотно экрана пропало еще во время третьего предупреждения).

Двадцать человек, первоиспытателей новой формы искусства. Я чувствую легкий вкус травы на языке и хочу улыбнуться месяцу ( но мне слишком хорошо, чтобы улыбаться) Я просто смотрю на небо и радуюсь что жив. Мы на улице.

Лена прервала тишину: -Пойдемте еще на карусели

–Давайте!– подхватывает Илья. «Только чур, место у окна, не занимать, я туда хочу»

–А, я хочу домой – плачет маленькая Вика

– Ну и иди, не кто не держит – говорит Лена

– Я с Викой- говорю я ребятам.

– Хорошо, Леша! Пока – говорят восемнадцать ровных пионерских голосов. И уходят в сторону мира.

Богомол вторая версия

Довольно жечь сердца глаголом

Ходить над пропастью во ржи

Не лучше ли миролюбивым богомолом

Сплести гнездо в рубахе лжи?

А где же ложь? А где тут правда?

Тут есть пространство волокна

Прочти текучей песни мантра

У баррикадного окна…

Но не бывать такой потехе

В семье погибнет богомол

И голова как лампа в цехе

Впервые освещает стол.

Сумасшедший кот на кладбище

Одинокий кот меж плит

На кладбище ловит мгновение

Не знает, он, что будет зарыт

Очень глубоко, в мое белое, как вино, стихотворение

В мой текст подобный яме зла

В мое тупое --">