Ярослав Романович Пантелеев - Смерть нежна. Верлибры и истории

объективной действительности. «Ведь мир жесток и груб»– как писала Ахматова. «И Бог не спас».

Так к тоже такой гость с подарком божьих коровок. Очевидно, что это и есть Мир. Мир с большой буквы, Мир не как фантом, а как свет. Именно он шепчет мужу, на не достаток его женщины. «Да она же курица, брат!» «А кругом есть еще – кругом их много и лучше»

Нет, не много и не лучше. Мир внушил нам свое представление о любви, о том что красота при выше ума, что побеждает сильнейшей. Но это ложь. В этом мире никто не побеждает, ни талантливый, ни хитрый, ни злой, ни слабый, ни юродивый… ни мертвый. В Мире не побеждают, в Мир либо приходят, либо уходят из Него. Никакой борьбы нет. А если и есть, то она уже проиграна, потому что бы иначе человек не был бы все время так одинок в себе.

И когда обычный человек это осознает, оставшись без равновесия, которого его решил Мир, только тогда он звонит, просит его ввернуться в свое сердце. Равновесие возвращается, но больше нет мертвеца, на его месте стоит страх, потому что покаяние зеркальное отражение гордыни, и именно в беге этих состояний по кругу и была цель жизни таких разных, и таких одинаковых людей в этом микро-мирке, под названием быт, а отнюдь не в борьбе.

Листопад в соломенных часах

1

Немного апатичная девушка улыбнулось Живому морю в стене. Это море не было морем, в привычном для консервативных людей смысле. Скорее это был воск, который тек и застывал в цементе, причем он тек и застывал одновременно, поэтому казалось что из стены растут травы, и сосны. А на самом деле это одна пустота подменяла собою иную пустоту. Вечерело

– Мария, тебя зовет бабушка- позвал с верхнего этажа ее братик Коля. Его шею вчера слегка погрызла плющевая мышь, и он всем хвалился что похож на Оззи Осборна.

Маша и вышла из комнаты и направилась по коридору на кухню где ее ждали все домочадцы, они улыбались и пили чай.

– Что тебе снилось золотко? – спросила мягкотелая бабушка и обнажила локоть.

– Мне снился мальчик, – чуть помявший заговорил Маша

– Что делал мальчик?

– Засыпал в циферблат листики

– Зачем он это делал?

– Чтобы мучить… Часы были живые. Это самый настоящий организм

– ну-ну не горячись, ты итак родилась апатичной – сказала бабушка и накрыла сгущенку рыжей пленкой от моли.

2

Вспышка. Камера. Мотор. Он начал снимать себя, изнутри. Это было как узи, только вместе электричества по телу бегали кошки. Он был автор своего индивидуального облачного атласа, который вскоре распадется на злаки и минералы. Вечерело, писалось хорошо. А когда пишется хорошо и мир вокруг тебя богат и хорош. Значит надо продолжать.

Сценарий следующего сна готов. Закачивайте в сеть. По ее спинному нерву прошла волна солнца. Она была кентавром мира весны. Она была Женщиной. Она была морем. Все в ней было от соли до камней морское. Сливовое.

Вот что происходил в стене, когда на нее смотрела Маша.

3

Золотые жуки ползали по ее лбу. Медленно. Утомительно. Красота в глазах смотрящего. Правда многие забывают, что и уродство тоже. Тексты зеркало сознания читателя, Вы, читатели так привыкли ловить себя в свои же ловушки, но Вам придется признать, мой атлас реален. Как и реальна Маша, как и реальны ее сны, где какой то мужчина в больших как лупах очках читает ей перед сном какие то совершенно мертвые стихи.

Она смахнула со лба капли молочной крови. Маше больше не нужна стена, не нужен Коля, не нужен вонючий хлеб. Она обитель мысли. И если консерваторы видят в ее индивидуальном море лишь каплю, холодного воска, то с их точки зрения для нее нет ничего святого. Но действительно ли для нее нет ничего святого? Действительно ли она обрела Хозяина?

Просто пространство исказило все не в ее пользу. Обнажив свои нервы, она больше не сможет читать Аманду Лингерн по ночам. Она стала замкнутой в скорлупе нерешенности. Но именно в этой нерешенности, и заключается ее свобода. Свобода словесного сна, как будто перепрошивки кода, с виртуальной манжетой. Все стоит в, как сказал классик. Все текучее начинает приедаться. Листопадом в соломенных часах.

«17.02.22»

--">