Павел Слортин - Когда сомкнулись очи…

Павел Слортин Когда сомкнулись очи…

Меня душит…

Не хочу говорить себе, что этот момент наступил!

Я один?

Я лежу и ничего больше делать не могу! Ничего!

Лишь чувствую холодный пот на теле, мокрую насквозь рубашку, осложняющийся, становящийся всё тяжелее вдох. Каждый вдох всё грузней на душе… И наступает этот момент…

Я один…

Никто не придёт. Я знаю. Ни жена… Прости меня! Ни мать, ни отец- никто из моих. Всех пережил… Простите меня!

А я думал, что слёз я больше не познаю. Думал, что я забыл про тяжесть душ- про чувства. Ведь мог жить без них. Странно, как. Холодно, без чувств…

Света становилось всё меньше- веки закрываются.

Я уже ничего не разбираю. Всё, что вижу, размывается. Всё хуже разбираю грани. Всё сращивается в единую тёмную массу. Но в темноте одна боль ждёт меня. Я чую! Я, как могу, оттягиваю этот момент. Борюсь за секунды. Я не хочу, чтобы веки закрылись. Я боюсь того, что ждёт там…

Когда сомкнулись очи (я чуял, наступил этот момент. Я боролся с этим, старался оттянуть), я, всё, остался один. Теперь уж точно. Я это понимаю.

И мне страшно!

Во мне тревога.

Мне душно.

Меня душит! Я боюсь быть с собой! Я не могу быть один! Меня окружают бесчисленные голоса! Режущие каждая с мучительной болью.

А в голове всё ещё твердит: что дальше? Чего ждать? Будет ли ещё хуже? Хуже того, что есть?

Что я слышал в жизни про этот момент? Что слышал, когда мог? Мелочи. Слышал… что я слышал? … Про суд слышал… Слышал от всех: будут судить за всё, что ты сделал. Помню. Если ты праведник, мол, успокойся- страшное прошло. Наступило их заветное счастье. А если за совестью что осталось, то, помню эти картинки, тебя, типа, будут варить в котлах, в лаве и пытать. Вроде, так. Но зачем такие издевательства над уже ноющими, страдающими, вопящими людьми? Пожалуйста, остановите, остановите происходящее со мной!

–Ты вернулся, моё чадо!– слышу новый голос в своей больной шизофрении. Похоже, это правда!

–Как ты?– еле удавалось расслышать его слова. Похоже на какой-то допрос. Понятно. Суд.

–Как ты?– послышалось снова.

Как я? Трудно! Мучаюсь!…

… И это что ль говорить? Что ж будет…? Как примут ответ? Прознают…

… Потерплю, совру, а, может, там пройдёт?

Да за что ж проклятия? Я не могу! Не могу сказать! Словно катить валун на верх попытка поднять речь ради ответа!

–Х-х-хорошо-о!– вышел крик, выстраданный слезами.

–Я рад за тебя!– продолжил голос.– Я рад, что ты невредим. Надеюсь, ты смог насладиться любовью на своём пути.

Любовь? Какая любовь во Вселенной идиотов? Во Вселенной, где все глотки резали друг другу?

–Д-д-да…!– слукавил я, сдержав рыдание.

–Какое для меня утешение!– вёлся на откровенную ложь этот Голос.– Я до конца надеялся, чтобы мир и лад окружали тебя.

Мир и лад? На планете убийств, обмана и мести? Несмешная ирония!

–Да!– выжал я крик. Сколько ещё будут допрашивать? Я ведь мучаюсь! Мне тяжело с моими голосами! Я мучаюсь, выдавливая враньё.

–Как я спокоен за тебя! Хорошо, что ты прошёл путь, окружённый любовью, миром и ладом…!

Сколько это будет продолжаться? Сколько меня будут допрашивать?

–… Я рад за тебя, чадо. Мне интересным остался лишь один вопрос.

–К-какой?

–Мне интересно: раз ты прожил свои дни в любви, счастье и мире, значит, у тебя не было тех, кого ты ещё не сможешь простить?

Я понимаю, что сейчас мне не до всех земных, оставшихся там…

Я всех их готов забыть! Готов простить! Но… не могу! Прощать надо, когда ты на земле, когда тебя не душат многочисленные голоса, из-за коих ты с трудом слышишь главный голос. Почему я не могу сказать одно слово? Я каменный. Не идёт это слово: 《нет》. Одно слово чего стоит!

Когда я наконец выдавил давившее меня слово, тьма начала отходить. Предо мной начало сиять. Становилось светло и тихо.

–Неужели мне рай?– искал я подвох.-Мне достался рай?

Я пытаюсь вступить. Я чувствую, что там, да, наконец пройдет моя скорбь. Наступит мир.

Жаль, это оказалось обманом.

Почему меня здесь жжет? Почему меня словно засунули в печь? Почему я не могу жить? Почему я скрючен? Почему сломлен? Вокруг свет, тишина, а я лежу, окруженный приятным светом, мучимый изнутри, горящий адским пламенем, и душу себя вопросами: а можно ли это мне? Почему я не могу успокоиться? Почему во мне ютятся эти голоса! Можно мне туда, где нет этого света? Бежать?