Инна Сергеевна Вольская - В лабиринте противоречий

любил. Может быть, и она его немножко. Но потом в его жизни кто-то появился, кто-то опытней Даши. Все кончилось, не начавшись.

А потом, скорее из любопытства и чтобы побыстрей приобщаться к миру взрослых, она стала подругой выпускника ГИТИСа, несостоявшегося актера, прозябавшего где-то в "Научфильме". Что и говорить, человек он был интересный. Она с первого взгляда это поняла, когда встретила в библиотеке. Ростом он был чуть повыше ее, сутуловат. Одежонка дрянная, небрежная. Но в лице что-то мужественное. И какая-то трагическая складка. Почти Раскольников из "Преступления и наказания". Он к ней просто подошел и заговорил. Потом они долго сидели в кафе, ходили по улицам.

Вероятно, встретив благодарную слушательницу, он душу отводил. Рассказывал, как изучая людей, наблюдает прохожих — лица, речь, походку, одежду, угадывал характеры, типы из определенных социальных групп. Говорил о любимых книгах.

Его комнатушка под чердаком старого дома, предназначенного на слом… Непризнанный гений. Почти бальзаковский сюжет! Вступая в заветный переулок и зная, что ее ждут, Даша чувствовала радостную тревогу. Мир был цветным, пел тысячами голосов. Она спешила, и, казалось, за ушами свистел ветер. Это было счастье.

Потом Даша поняла, что она у избранника не единственная.

"Хоть бы последствий не было…", — деловито подумала она, в последний у раз уходя по завьюженному переулку. Она ни о чем не жалела.

И все же некая тоска по романтическим взлетам их тайных вечеров и долгих отвлеченных разговоров осталась.

И возникла какая-то беспокойная необходимость проникать в глубь явлений. Впрочем, это свойство было у нее и раньше. Если б научную работу… Сидеть в библиотеке, вникать в суть давних событий, отношений. Какое счастье. Но придется отбывать определенный срок там, куда назначили.

Теперь, сидя возле секретера, она задумчиво, перебирала свои прежние записи. Конспекты… Тетрадки с изречениями из книг… И торопливая запись: "Если говорить о нравственности, то главный закон ее — идея всеобщего равенства возможностей. Без каких бы то ни было привилегий, преимуществ. Когда эта идея полностью будет воплощена, все люди, вероятно, станут счастливыми и смогут любить друг друга. Ведь не может быть подлинной дружбы не только между угнетателем и угнетенным, но и между привилегированным и лишенным этих привилегий".

"…Я бы хотела осмыслить лучшие плоды цивилизации, в первую очередь — книги. Мне кажется, лишь с их помощью можно обрести главную идею своей жизни", — сообщала она в своем дневнике.

"Все вместе мы составляем общество, которое помогает, защищает каждого из нас, — говорилось дальше. — Вероятно, поэтому каждый должен приносить свой вклад и за этот вклад пользоваться определенными благами — справедливой долей общих благ. На деле почти каждый норовит сейчас, чтобы его доля труда была поменьше и фактически полегче — что-нибудь умственное, престижное, в комфортабельных условиях. А блага — побольше. Девчонки с ума посходили: все рвутся в аспирантуру. "Каждую дуру — в аспирантуру!". Потому что за степень много платят. Совсем друга зарплата…

Среди тетрадок лежала фотография, снятая на первом курсе. Вот она тогдашняя — миловидная, простоватая. Колхозница! В кофточке и спортивных брюках.

Даша встала, походила по комнате. Потом подошла к зеркалу.

Довольно высокая, тонкая, с модной светлой стрижкой, слегка вздернутым носиком. Держится уверенно. Но лишена изящества. Даже в этом ситцевом сарафане и домашних тапочках. От доверчивого теленочка и следа не осталось. Небольшие узковатые глаза глядят спокойно, проницательно.

Где-то грохнул далекий гром. Ветер заколебал шторы. Даша вышла постоять на балкон. Пасмурно. Свежо. Чудесно.

Кругом тут ее будущие питомцы. Вон бегают какие-то, мяч гоняют. Она глядела на питомцев. Как их приструнить, если ей не дано? Как мучительно было на педагогической практике!

Хотят дать 5-е и 10-е классы… Греция, Рим… Это хорошо. Но дисциплина, класс… Мука, потеря времени. Отобрать пока к занятиям главные материалы, списки литературы… Легче будет готовить конспекты уроков.

Ветер задул, приминая траву. Сизые тучи неслись навстречу, стремительно сгущаясь. Она вернулась к своим тетрадкам, притворив балконную дверь: начиналась гроза. Опять сидела у секретера, склонив голову с модной короткой стрижкой. Включила настольную лампу.

Лишь одна тема содержала что-то пугающе неясное. --">