Денис Викторович Прохор - Донецкий вайб

Денис Прохор Донецкий вайб

За мобилизованных в бригаде отвечал майор Кормухин. Донецкий такой персонаж. Железная снежинка. Высокий, худой, горбоносый. Под Дебальцево, на жидкой зимней дороге, в 2015 году Кормухин повстречал МОН-50. Встреча оказалась определяющей. Кормухин выжил, а мина нет. Пить бросил. С женой помирился. Стал майором. Поверил, что бог в него верит. Да и ловкий протез из титановой стали за 8 лет стал родным. Не так, конечно, как потерянная левая ступня. Кузен. Но очень, очень братский. И главное характер у Кормухина собрался в правильную железобетонную конструкцию. Отсёк всё лишнее и пустое. За что и прозвали майора некоторые нехорошие люди «Великий Колупатор», а другие люди за тоже самое поставили Кормухина заведовать всей хозяйственной частью бригады. Что показательно, не прогадали ни те, ни другие. Кормухин соответствовал. Более-менее все понимали, чего от него ожидать и на что рассчитывать.

— Сегодня пополнение будет. Во второй батальон. — комбриг Фесенко говорил, курил, щурился от близкого лисьего света и пил короткими глотками горячий чай из граненого стакана в фирменном плацкартном подстаканнике. Стол был хороший у Фесенко. Компьютерное кресло. Два монитора и настольная лампа с тёплым незлым светом. Не штаб, а лютая зависть для смежников. Всё Кормухин организовал. Ещё когда вязла бригада в апрельских боях под Рубежным. После этого минимальный штабной набор всегда с собой возили. Не бросили, когда с Балаклеи в спешке снимались. Кто-то танки бросал, новейшие «Прорывы», а Кормухин даже подстаканник сумел эвакуировать. И завхоз и рыцарь. Донбасский фьюжн.

— Сколько? — спросил Кормухин. На Фесенко он не смотрел. Глазами, руками ощупывал обстановку. Подвал в разрушенной школе под штаб обустраивал его заместитель Ионов. Кормухин опёрся руками на толстую банную лавку и тяжело поднялся на ноги. Зацепил по дороге со стола консервную банку доверху набитую окурками. Майор достал из кармана бушлата черный рулон. Оторвал пакет. Встряхнул. Положил пакет в угол и опорожнил в него пепельницу.

— Сколько? — Кормухин вернул пустую банку на стол.

— А? — Фесенко оторвался от монитора. На экране по серой дороге в бело-серых полях двигались осторожно черные коробочки.

— До взвода. — бросил Фесенко. — Москва и область.

Фесенко положил голову на плечо. Прижался губами к рации.

— Кучерявый. Три единицы. Лови координаты.

Фесенко повернулся к Кормухину.

— Вот, значит, встретишь. Чего я тебе говорю. Сам все знаешь. Лопаты, генераторы, печки. Место там у них хорошее. Тихое.

— Москвичи, короче. — проворчал Кормухин. На экране в бело-серых полях расцвели бело-серые взрывы.

— Не люди что ли? — спросил Фесенко. — Там еще и область. Мкадыши и замкадыши.

— А солдатыши? — спросил Кормухин. — Солдатыши там есть?

— Вот и узнаешь. — Фесенко вернулся к монитору. Теперь и на дороге расцвёл цветок. Жёлтый. Внушающий.

— Есть! Есть, Кучерявый! — заорал Фесенко — Шевелитесь там! Уходят из сектора. Смотри, Кормухин, цепанули врага.

— Из семи один. — Кормухин одел каскетку. — С таким эффектом пусть сами себе БК возят. Расхитители социалистической собственности.

— Вот ты зануда, Кормухин.

— Я зампотыла.

— А я что сказал? — Фесенко и Кормухин посмотрели друг на друга. Фесенко улыбнулся, а Кормухин махнул рукой и отправился поливать потом свою грядку. Мотыжить усердно песок да камни.

Второй батальон держал оборону в сосновом щелястом лесу. Человеческом сосновом лесу. Дерево к дереву. Просветы между ними регулярные. Навылет. От звезды к звезде. Без кривотолков и загогулин. Отрада для глаз и мыслей майора Кормухина. Днём вышагивал по небесным полям снег, но до земли так и не добрался. Ботинки Кормухина, особенно левый, тонули в рыжих иголках, вмешанных в сырой чёрный послед.

— Неплохо. — говорил Кормухин. — Лопата с черенком. Улю-лю и в дамках! Значит, полный профиль. С запасной позицией, блиндажом, баней, огневыми точками. А вот там. — Кормухин показал на чернеющий в толстых фиолетовых сумерках холмик. — Для ПТУРА местечко. Господина Корнета. Как думаешь, Ионов?

Ионов — уютный мужик с пухлыми щеками сомневался.

— Если бы ростовские или уральцы. Пенза — огонь. А москвичи… Не знаю. Племя дикое и тёмное. Айфонопоклонники.

— Это, конечно, затыка. — согласился Кормухин. Он вдохнул крепкого хвойного воздуха. — Но мы, конечно, ее --">