Малика Бум - Любовь Разина

Но безмолвие затягивалось. Напряженная ситуация так и не приходила к своему логическому завершению. Дождь отчаянно бил сверху, глухо отзываясь в головах мальчиков барабанной дробью.

Наконец, Разин дежурно кашлянул, обращая на себя внимание одноклассников, и, ковыряя носком ботинка деревянную доску в полу, нахмурился.

— Что вы хотите-то? — прохрипел он.

Мальчики удивленно переглянулись: ни Гришка, ни даже рассудительный Ванька не знали ответа на этот простой и логичный вопрос. Они в недоумении рыскали глазами в поисках подсказки и все как один останавливались на безучастном Сереже.

Молчание снова затянулось и стало почти неприличным. Сережа, наконец, поднял глаза, шмыгнул сопливым носом и утерся рукавом. «Что?» — читалось в его отчаянном взгляде, но его немой вопрос тоже остался без ответа.

Он сделал попытку подняться и снова устало опустился на деревянный пол. Сломленный, но не сдавшийся, он посмотрел Разину в глаза и, жестом слабой руки обведя кругом, сипло спросил:

— Как это называется, Разин?

Его голос, утонувший в шуме дождя, страдальчески выдержал паузу и дрогнул в очередной реплике:

— Мы бьемся из-за какой-то девчонки… — он свесил тяжелую голову, ткнулся мокрым лбом в коленки.

— Что это всё..? — тихо бурчал он. — Что это…?

Пашка виновато опустил глаза, с вымученным вздохом поднялся. Мальчишки дрогнули в очередном порыве предотвратить вторую волну бури, но Разин одним движением руки дал знак, что он безоружен. Пнув чей-то рюкзак под ногами, он сделал пару шагов к крыльцу и не оборачиваясь громко сказал:

— Это любовь, Серега!

По лицам осунувшихся мальчишек пробежало оживление: неприлично громкий шепот ледяной волной скользнул под одежду. И запретное слово, что так старательно избегал в своей речи каждый, теперь зазвенело как колокольчик над головами ребят и обрушилось к ватным ногам битым стеклом их треснувшей дружбы. Грома уже не было слышно за мокрыми девятиэтажками, утопающими в майском ливне. Дождь поутих и уныло отбивал свою лирическую песню о деревянное крыльцо веранды. Когда мальчики подняли друг на друга глаза, Пашки Разина уже не было. Как, казалось не было ни грома, ни обиды, ни даже этой странной встречи за школой. Первым, кряхтя и бубня что-то под нос, заспешил по своим делам Гришка, за ним устало заковылял в дождь Ванька, волоча по мокрой траве свой большой, неподъемный рюкзак. Последним ушел Сережа.

— Эй! — крикнул он с крыльца в спины уходящих по домам одноклассников. — Завтра без пятнадцати?

— Ага, — глухо раздалось вдалеке.

И он побрел по школьному полю, еле передвигая непослушные ноги, и радуясь спасительной прохладе, бившей по пурпурным щекам остатками проливного дождя. Не успел он доковылять до конца поля, как дождь закончился вовсе и смыл с его разгоряченного лица постыдную краску. «Любовь», — тихо, почти беззвучно шепнули его губы, словно пробуя на вкус это странное слово. Оно прилипло к его пухлым губам, как пиявка, и он повторял его все смелее и громче. Наконец, опомнившись, Сережа сморщился, сплюнул, вытер губы рукавом и заторопился домой.