Юрий Темирбулат-Самойлов - Интернатские. Мы – интернатские

малый из всех ростом, но обладавший наиболее ершистым и воинственным нравом, пал жертвой суровой старушечьей расправы первым. Когда Швабра с издёвкой взяла его за подбородок и ехидно осведомилась, как это в такой мелкой «мухе-цокотухе» помещается столько дерьма, он со скоростью мангуста вцепился зубами в её руку, да так, что Швабра взревела от боли. И – мгновенно оказался лежащим на полу и нещадно избиваемым.

Подустав, старушки скрутили извивающегося как змея Миху, и с силой, добавив вдогонку ещё пару-другую пинков, затолкнули его в ближайшую, никем пока не заселённую спальню, заперли дверь на ключ. Из спальни тут же донёсся звон разбиваемого стекла. Кинулись Швабра с Марией Филаретовной в комнату, а Чечена и след простыл, несмотря на то, что это был всё-таки второй этаж, да вдобавок ко всему – ночь на дворе.

– Вот шпингалет, крысёнок подлючий! – скороговоркой причитала, сдабривая свою речь отборным русским матом, Швабра. – Ну, ничё-о! Алимжаныч эту шваль быстро достанет, да кишки его вонючие через задницу и повыдирает. Сейчас звякну.

Не суждено, однако, было старшему воспитателю Геннадию Алимжановичу по кличке «Сыщик» поймать беглеца – тот удрал далеко и с

серьёзными намерениями отомстить за унижение когда-нибудь в будущем, а

в этот интернат не возвращаться никогда.

Следующим, кто восстал, не желая далее терпеть издевательств, оказался являвший из себя полную внешнюю противоположность «мухе-цокотухе» Чечену – был наиболее рослый из семерых друзей, похожий на взрослеющего увальня-медвежонка казах Дылда. В ответ на очередное оскорбление со стороны Швабры он ринулся вперёд и мёртвой хваткой вцепился опешившей нянечке в горло. В этот момент в коридоре и возник вызванный ещё в начале экзекуции Шваброй по телефону Сыщик. Сбив неплохо поставленным ударом кулака Дылду с ног, он ещё несколько раз пнул его ногами, да с такой силой, что тот захлебнулся кровью. Ринувшиеся на помощь Дылде оба Пожарника были так же ловко и хладнокровно, как бы между делом, нейтрализованы тренированным Алимжанычем, служившим когда-то, по слухам, в конвойных войсках, где с «человеческим материалом» не принято особо церемониться.

А Академик Колюха Сухоруков, не успев смешаться в общую драку вместе с Пожарниками, был превентивно скручен навалившимися на него обеими нянечками, взявшимися утихомиривать знаменитого интернатского отличника, «связавшегося со шпаной», увещеваниями:

– Ну, ты-то, пятёрошник, гордость интерната, за кого лезешь в полымя? Им, этой шушере, окромя тюремной баланды ничего не светит по жизни. А у тебя – способности, у тебя память хорошая. Плюнь на них! Разве они тебе сотоварищи?

– Не плюну, пошли вы все!.. – бился Академик в истерике спелёнутый, как психиатрической смирительной рубашкой, простынёй, взятой одной из нянечек в ближайшей спальной комнате. – Убегу! Всё расскажу в РайОНО¹… комиссию приведу…

– Дурачок! Мы вот тебя сейчас привяжем к коечке, а к утречку и позабудешь, как на старших-то рыпаться. РайОНО ему подавай…

– Комиссию заприспичило, голубок ты наш бескрылый? Ну-ну… – издевательски ласковым тоном поддержала коллегу вторая няня, и приложила ладонь к уху, шутовски изображая пытающегося услышать какие-то дальние шорохи поисковика. – Эй, комиссия-а! Куды, куды ты удалилась, куды спряталась? Ку-ку! Заждались туточки тебя… фулиганы некоторые. Хи-хи!..

А утром…

ТАНКИСТ

(ретроспектива)

Утром тридцать первого августа интернатский кочегар-истопник Николай Герасимович, обливаясь потом и слезами, вынес на руках из дымящегося склада двоих сильно обгоревших и едва не задохнувшихся мальчишек.

Эх, ему бы сейчас на часок, на полчасика его родную боевую «тридцатьчетвёрку»! Передавил бы он танковыми гусеницами всё это безобразие к чёртовой матери… Ну, разве можно так с детьми?.. Люди вы или нелюди, господа воспитатели? Вам доверили и так уже обездоленных, несчастных детей, а что вы над ними творите вместо того, чтобы приголубить? Если бы не этот пацан, который отличник, хана бы обоим его дружкам, сгорели б заживо, мать вашу…

Передав с рук на руки подбежавшим работникам скорой помощи стонущих погорельцев, на которых больно было смотреть, Николай Герасимович обвёл унылым взглядом суетившихся у догоравшего склада пожарных, равнодушно глянул на толпу громко обсуждавших происшествие, но не принимавших реального участия в ликвидации пожара зевак, плюнул в сторону --">