Юрий Темирбулат-Самойлов - Интернатские. Мы – интернатские

державшихся особняком немногочисленных сотрудников дирекции интерната, по долгу службы изображающих что-то вроде запоздалой, бесполезной уже, по сути, активности, и, пошатываясь, побрёл в сторону котельной – своего основного рабочего места.

Жил он, ввиду неимения собственного жилья, круглогодично прямо здесь, по месту работы, в небольшой каморке один как перст. Вернее, какое-никакое жильё, а именно койко-место в рабочем общежитии, у него всё-таки было – но это так, ради прописки… а фактически жить он предпочитал здесь, попивая в одиночку водочку и предаваясь тяжёлым военным воспоминаниям. Некоторыми, не самыми, конечно, страшными из этих воспоминаний он время от времени, в состоянии подпития, делился с собиравшейся его послушать интернатской ребятнёй. Наиболее толковому из юных слушателей – отличнику Колюхе по кличке Академик (вот из кого отличный генерал мог бы получиться, когда вырастет!) Николай Герасимович поверял, в порядке исключения, такие подробности о Великой Отечественной², о каких не прочтёшь ни в одной книжке, и за разглашение которых легко угодить за решётку как за клевету на советский государственный строй. В частности – о кое-каких не ставших достоянием истории локальных приказах командования, после исполнения которых его любимый танк «Т-34», как и некоторые другие боевые машины, был сплошь, от гусеничных траков до верхнего люка облеплен кровавыми кусками человеческих тел – оторванными и изуродованными головами, руками, ногами… Но это – исключительно Академику, как незаурядной, по мнению Николая Герасимовича, личности. А в целом… о подобных вещах и прочих «мероприятиях», иногда чинимых бойцами-освободителями на очищаемых от фашистской чумы территориях не только против сопротивляющихся воинских формирований, но и, случалось, под горячую руку или по недосмотру, в отношении мирного немецкого населения, а также – когда из слепой мести «око за око», а когда и из элементарной разнузданности и от безнаказанности – о насилиях над особами женского пола, малым пацанам с их неокрепшей, неустоявшейся психикой слушать и знать было ни к чему. Пусть разум их остаётся незамутнённым. Излишняя негативная информация

подрастающим патриотам горячо любимой Родины – зачем?

Как и практически все обитатели интерната – что ученики, что преподавательский и воспитательский состав, а также обслуживающий персонал, – Николай Герасимович имел персональную, присвоенную ему кем-то из маленьких острословов, кличку. Когда-то раньше, когда он был потрезвее и ему доверяли преподавать математику, кличка его была «Косинус», теперь же он прозывался просто Танкистом.

С Академиком Колюхой Сухоруковым у Танкиста сложились настолько доверительные отношения, что он намеревался даже как-нибудь собраться с духом и начать диктовать этому на редкость грамотному смышлёнышу книгу воспоминаний о войне, которую так и планировал назвать – «Воспоминания старого танкиста». Да всё как-то откладывал на потом. На этот раз он решил дождаться зимы, когда начнётся отопительный сезон и слишком усердно пьянствовать будет нельзя во избежание аварийных из-за потери, по этой причине, кочегарской бдительности, ситуаций в сложном котельном хозяйстве. Сейчас же, в межсезонье, почему бы не попить «горькой» всласть (как всё-таки изощрён на уникальные в своей противоречивости словосочетания великий русский язык!) с чистой совестью? Ведь, все остальные, кроме, разве что, Колюхи, пацаны любят слушать его истории независимо от состояния рассказчика. В пьяном виде даже интереснее – речь льётся легче, свободнее.

Немудрено, что именно к Танкисту и примчался, ни свет, ни заря сам не свой, запыхавшийся и испуганный Академик. От его сбивчивого рассказа суровому ветерану стало не по себе. Похмелье как рукой сняло. Ни минуты не мешкая, вооружившись топором и ломом, побежали вместе к складам, из зарешеченных окон и сквозь дверные щели которых сочился едкий дым. С помощью прихваченных инструментов начали пробиваться внутрь.

На центральном складе в это время шла отчаянная борьба с огнём. Нет, братья Павлуха и Митяй Тимохины, взявшиеся вдвоём, без единого взрослого, коих звать на помощь было просто некогда, тушить разгорающийся с каждой минутой пожар, не были самоубийцами. Напротив – они очень хотели жить. А боролись сейчас со своим злейшим на всю оставшуюся жизнь врагом так самоотверженно и смело, изо всех мальчишеских сил по простой --">