Алексей Михайлович Вождаев - Alatano

Alatano – я решил, что буду называть так эти маленькие рассказики, потому что Таня очень хорошо их пишет, а я решил позаимствовать у неё данный стиль. А la – в моём скромном понимании французского значит "в стиле". Tano – чуть искажённое имя и перевод с квенья – учитель. Да простится мне…

Мы встретимся

Она закрыла дверь палаты изнутри. Он лежал неподвижно. Полтора года, не приходя в сознание после той автокатастрофы. Только редкое пиканье кардиоаппарата говорило о том, что он ещё жив.

– Прости, милый. Я больше не могу, – тихо произнесла она сквозь слёзы. – Мы встретимся на небесах, – она вырвала аппарат искусственного жизнеобеспечения из сети. Потом подняла кухонный нож, который сжимала в руке, направила остриём к себе и ударила. Её безжизненное тело упало на пол…

Он открыл глаза.

Был день

Был солнечный, по-летнему жаркий день. Баянист играл плясовую, подмигивая санинструктору Лизоньке.

– Эй, ребята, дайте я тоже станцую!

– Играй, играй! – со смехом отвечает боец Валашвилли, подкручивая лихой ус, беря Лизоньку под руку и выводя на танец. Та только улыбнулась незадачливому баянисту…

Снайпер злорадно усмехнулся и нажал на курок…

– Как же так, братцы? – тихо спросил баянист, оседая на руки товарищей.

День был – 9 мая 1945.

Слишком поздно

– Простите меня, княжна, простите. И знайте – все мои колкости и остроты лишь из одного чувства – любви к Вам, – тихо и твёрдо произнёс он.

– Прощаю, граф, прощаю, – тихим прерывистым шёпотом ответила она. – Жаль, что уже слишком поздно…

Подошедший усатый гусар бесцеремонно увлёк её танцевать. В свете огромной хрустальной люстры на её безымянном пальце сверкнуло кольцо.

Как всегда

– Едем ко мне? – спросил молодой человек у своей спутницы, с которой познакомился этим вечером в дорогом ресторане.

– Ах, не знаю, стоит ли… – отозвалась она, зардевшись…

– Прошу Вас, продлите этот чудный вечер! – горячо взмолился он.

Вечер продлился. Сначала музыкой, стихами и бутылкой старого вина. Потом в постели. Какая нежная, трепетная, непорочная… Была.

– Милый?

Он вышел на балкон.

"Ещё одна. Как всегда".

Он закурил.

Сосуд или содержимое?

– Герцог, что вам больше нравится: вино или женщины? – смеясь, спросила молодая графиня.

– Зависит от года и региона выпуска, – с усмешкой ответил хозяин дома.

– А если девушки, то что вы больше цените: внешность или наполнение? – не отставала задорная девушка, обмахиваясь веером.

Герцог медленно поднял бокал красного вина, придирчиво разглядывая его на свет.

– Знаете, бокал, конечно, красив, но я предпочитаю вино – не буду же я грызть хрусталь! – со смехом воскликнул герцог. Собравшиеся вокруг гости разразились смехом и аплодисментами – герцог был сегодня в ударе. Графиня почувствовала себя уязвлённой.

– Не обижайтесь, дорогая моя. Идёмте, я покажу Вам свои картины, – он взял графиню под локоть и повёл в хозяйское крыло. «Брат всё сделает правильно, а потом присоединится к нам». Гости позади недовольно загомонили – мало кому герцог показывал свою коллекцию…

– Не дрожите, графиня! Я просто хочу провести опыт! Что всё же красивее – сосуд или содержимое? – рассмеялся он. Глаза его горели безумием. Он достал скальпель, распятая на столе жертва беспомощно задёргалась. Он сделал первый надрез…

Так умирает благородная Россия!

Выстрел из пистолета уложил мужика с ржавой шашкой навзничь. На его остроконечной шапке красовалась красная звезда.

Капитан начал неспешно убирать пистолет, но передумал.

– Вот такая должна быть у вас реакция, корнет! – печально усмехнулся он. – И помните – с нами Бог! – добавил он, вставая и обнажая саблю. Безусый ещё юноша рядом с ним вооружился также. Кусты затрещали, и на поляну повалил разномастный сброд – дезертиры, уголовники, крестьяне, рабочие, моряки… их объединяло одно – зловещая эмблема красной звезды.

– В этот час в нашем лице, корнет, погибает благородная Россия! Так давайте погибнем с честью! – воскликнул капитан, врубаясь в ряды недавних бесправных серых масс, а ныне –