Майму Берг - Я любила русского

Eesti Kultuurikeskus
Vene Entsüklopeedia

TALLINN
2009

Серия “Мир перевода – мир диалога”
Майму Берг
Я любила русского
роман
Перевод с эстонского
Светлан Семененко
Литературный редактор
Людмила Глушковская
Корректор
Алла Маловерьян
Художник-оформитель
Вера Станишевская
На обложке:
I. Эдвард Мунк. 1893. Половое созревание.
Холст, масло. Национальная галерея, Осло.
II. Сидящая модель. 1925–28. Холст, масло.
Музей Мунка, Осло.
Фото Майму Берг, с. 4 – Калью Суур
Благодарим Таллиннскую книжную типографию.

ISBN 978-9985-9790-4-4
© Eesti Kultuurikeskus Vene Entsüklopeedia –
Эстонский культурный центр “Русская энциклопедия”.
Nil.Vysgorod@mail.ee
© Автор Майму Берг.
© Перевод: наследники.

МАЙМУ БЕРГ

Я ЛЮБИЛА РУССКОГО

TALLINN
2009

Для прозы Майму Берг характерна утонченная – до таинственно мистических смещений – исповедальная атмосфера.
Неосязаемая, вроде бы условная, но в то же время достоверно влияющая на все события некая сущность вторгается
в изысканную манеру ее письма. Тема любви – чувственной
или возвышенной, реальной или выдуманной, сладострастной
и недозволенной – возникает на фоне воспоминаний и ожиданий, прошлого и настоящего. В романтично-трагических
ситуациях автор-демиург – с долей иронии и даже сарказма
– сохраняет личную причастность и жалостливость к своим
персонажам, проникаясь «чужою», так часто несостоявшейся жизнью.

Памяти снежных зим детства
От трамвайной остановки немного назад, потом повернуть налево – вот там, там мы и сидим на большой
застекленной веранде, дверь на просторный балкон открыта, белая занавеска развевается на ветру. Там Майе,
у нее длинные темные волнистые волосы и нежная белая кожа. Там ее мама, ее зовут Хельми, у нее прическа, она в своем костюме грязно-белого цвета, жакетка
с прошнуровкой в мелкую складку. Она курит, в руке у
нее темный янтарный мундштук с серебряным ободком.
И моя мама там, она в чем-то синем, светло-синем, и
еще там я. И Он. Он сидит спиной к распахнутым дверям, лицо скрыто тенью, уже вечер, и его темные волосы пронизаны солнечным светом.
Теперь этот дом, где жила Майе, мне уже не найти,
адреса я не знаю и ничего уже не помню, кроме этой застекленной веранды, балкона, белой занавеси на ветру и
раскрытой двухстворчатой двери. Может быть, этот дом
давно снесли, никто уже не помнит точно, никто ничего
не помнит, да я и сама уже не знаю, было ли все это на
самом деле.
Каждое слово должно нести какую-то мысль, каждая
мысль – какую-то истину, это кажется таким простым
и естественным, и все-таки совсем не так просто. Слов
слишком много, все они сами по себе интересны, они
таят в себе разные значения и возможности, они смешиваются и выстраиваются в памяти, на устах, на бумаге,
принимая неожиданный оборот, выражая мысли, которых, может, никто и не думал. Они образуют какой-то
другой, новый мир, о котором никто и помнить не может, ведь там все имеет иное значение, это новый текст,
новая мысль. И поначалу начинает казаться, что слова
лгут, но это не так, с течением времени из них складывается новая истина. Слова не лгут, лжи вообще не су5

ществует, ведь слова всегда остаются самими собой, им
можно верить. Так занавеска может развеваться на ветру, и на веранде могут быть двухстворчатые двери, но с
тем же успехом события могут происходить где-нибудь
на кухне, в углу, у окна с пестрой ситцевой занавеской,
за круглым кухонным столом, в выходящем прямо на
улицу приземистом деревянном доме, мимо которого
все спешно проходят, будто не терпят его, потому что
он такой низкий, что в нем такие запахи, будто он для
них вовсе не существует и они не заметят даже, когда
однажды его там впрямь не окажется.
Мама Майе закрывает дверь на веранде, задергивает
занавески. Может быть, чтобы дочь не простыла, чтобы
мухи не залетали или чтобы не мешал скрежет трамвая,
а может, и для того, чтобы лучше видеть Его, – поток
света за Его спиной гаснет, и его лицо четко вырисовывается на белой занавеси, как на экране. Оно и сейчас у
меня перед глазами.
Когда мне было пять лет, я простудила легкие и попала в больницу. К этому времени я столько уже настрадалась от высокой температуры, что больница меня не
пугала. Меня завернули в ватное одеяло с большими
розами по всему полю, как хорошо, что я попала туда
вместе с этим одеялом. В течение всей болезни я разглядывала эти розовые розы и зеленые листья --">