Дженни Джексон - Наследники с Пайнэппл-стрит

Они входили в число инвесторов многоквартирного дома на расстоянии пары кварталов, бывшего кинотеатра «Бруклин-Хайтс», ныне перестроенного в пять роскошных кондоминиумов, и когда решили занять одну из его двухэтажных квартир, то переехали всего за неделю с помощью одного своего старого «лексуса» и мужа своей экономки, которому заплатили триста баксов. От дома, где они прожили четыре десятилетия, они отказались как-то уж слишком быстро, и Саша так и не смогла понять, что из вещей они увезли с собой на новое место, если не считать одежды. Они оставили в спальне даже свою двуспальную кровать с пологом на четырех столбиках, и Саша испытывала более чем странные чувства, когда ложилась спать.

Стоктоны решили дать Саше и Корду возможность поселиться в их пустующем доме и жить там сколько захочется. А потом, когда-нибудь продав этот дом, они намеревались поделить деньги между Кордом и его двумя сестрами. Были в этих договоренностях и другие пункты, предназначенные для уклонения от уплаты нежелательных налогов на наследство, но Саша делала вид, будто не подозревает о существовании подобного документа. Да, Стоктоны позволили ей выйти замуж за их сына, но на неком глубинном уровне она понимала: ей скорее разрешат зайти к ним в разгар оздоровительного тройничка с партнершей Тильды по бриджу, чем изучать их налоговую отчетность.

Пока Саша и Корд убирали со стола, его родители направились в гостиную выпить после ужина. В углу комнаты стоял сервировочный столик на колесах со старыми бутылками коньяка, который им нравилось пить из крохотных стопок с золотыми ободками. Стопки, как и все остальное в доме, имело свою давнюю историю. В гостиной были длинные портьеры из синего бархата, рояль и кусачий диван на ножках в виде когтистых лап с шарами, некогда входивший в меблировку губернаторского особняка. Однажды Саша сглупила, посидев на этом диване, и заработала такое сильное раздражение с задней стороны ног, что перед сном ей пришлось намазаться каламиновым лосьоном. В вестибюле сохранилась люстра, в гостиной – старинные стоячие часы с таким громким боем, что Саша аж вскрикнула, впервые услышав его, а кабинет украшала громадная картина с кораблем среди зловеще темного океана. В атмосфере дома в целом чувствовалось что-то смутно морское – забавно, ведь находился он в Бруклине, а не где-нибудь в Глостере или на Нантакете, а Чип и Тильда, хотя и проводили порой лето, плавая под парусом, обычно фрахтовали яхту с экипажем. На стеклянной посуде были выгравированы корабельные штурвалы, коврики под приборы украшены парусниками со старинных картин, в ванной висела морская карта в рамке, и даже рисунок на пляжных полотенцах изображал схемы морских узлов. Порой Саша, бродя по дому вечерами, замечала, что проводит ладонью по антикварным рамам и подсвечникам и шепчет: «Задраить люки!» или «Отдраить палубу!», чтобы повеселить себя.

Закончив носить посуду в кухню, Саша и Корд присоединились к его родителям в гостиной, где он налил им обоим по стопке коньяку. Коньяк был вязким, на вкус отдавал лекарством и почему-то напоминал Саше о коротких волосках у нее в носу, но она все равно пила, просто за компанию.

– Ну и как вам здесь, дети? – спросила Тильда, закинув длинные ноги одна на другую. К ужину она переоделась в яркую блузку, юбку-карандаш, тонкие чулки и туфли на трехдюймовых шпильках. Все Стоктоны были довольно рослыми, а на каблуках мать Корда определенно возвышалась над Сашей, и, вздумай кто-нибудь уверять, что это вовсе не акт устрашения, он бы беззастенчиво солгал.

– Нам нравится, – улыбнулась Саша. – Я все думаю: какая же я счастливая, что живу в таком прекрасном и просторном доме.

– Но знаешь, мама, – вступил в разговор Корд, – мы подумываем кое-что здесь переделать.

– Ну разумеется, милый. Дом ведь ваш.

– В самом деле, – подтвердил Чип. – А мы уже устроились на Ориндж-стрит.

– Это так любезно, – подхватила Саша. – Просто мне показалось, что гардеробная рядом со спальней тесновата, но если мы уберем те встроенные полки в глубине…

– О нет, дорогая, – перебила Тильда. – Убирать их ни в коем случае не надо. Они прямо-таки идеально подходят для всякой всячины – несезонной обуви, головных уборов, особенно с полями, которые лучше не мять. Вы действительно окажете себе плохую услугу, если уберете их.

– А, верно, хорошо, – --">