Леонид Шевцов - Хлеба кровавый замес

Леонид Шевцов Хлеба кровавый замес

Ночь прошла, а день приблизился:

итак отвергнем дела тьмы

и облечемся в оружия света.

Послание к Римлянам. Глава 13, стих 12

Глава 1. Орёл

В бездонном ясном небе парил одинокий орёл. Степенно, не взмахивая крыльями, а лишь двигая несколькими невесомыми пёрышками, он менял свое положение в воздушных потоках и то взмывал вверх, то опускался вниз. Его величественный полёт властно приковывал к себе внимание и завораживал.

Орёл в этом чарующем полёте скорее был похож на посланника свыше, чем на летающего хищника. Эта огромная и тяжёлая птица парила в небесной выси, словно под воздействием некой мистической силы.

Вот такая эклектика – картина была классическая, пейзажная и сюрреалистичная одновременно. Что называется – все тридцать три удовольствия сразу. Описывая круги, орёл мог наблюдать огромное скопление крупных объектов неведомого ему предназначения – БМП, БТРов, танков и другой боевой техники.

Вопреки отсутствию в них жизни, те железные коробки гремели и скрежетали, урчали и рыкали, как неведомые звери. Возле них суетились мелкие существа немного крупнее архара, на двух ногах и одинакового окраса – это были военнослужащие в полевой форме.

Его полёт был исполнен хищного предвестия неминуемого события – чьей-то жертвенной смерти ради его орлиной жизни. Он, одинокий и гордый, зависший над боевой техникой оперативной группы, напоминал в своём ритмичном, целенаправленном движении некоего назначенного свыше наблюдателя.

Внизу, под парящим орлом, по грунтовой дороге, постоянно утыкаясь в солдат, совершенно не обращающих на машину внимания, двигался БТР под номером «300» с экипажем, сидящим сверху. Водитель сигналил и стремился продавить себе дорогу, но получалось плохо: вся территория «стойбища» была нарезана на установленные участки земли для стоянки ротных колонн, и они на этой земле чувствовали себя полноправными хозяевами.

 Все те подразделения были «чужие» для экипажа 300-го, и их бойцы крайне неохотно уступали ему дорогу, хотя сама та грунтовка проходила сзади общего построения машин и лишь разделяла стоянку с известной по человеческим потребностям санитарной зоной.

Один из солдат, сидящий на броне 300-го и не опалённый ещё ни разу пороховыми дымами боёв, сказал:

– Им это чё-то совсем не нравится, что мы тут едем… Когда они хезать^[1] шастают.

Своей наблюдательностью «блеснул» башенный пулемётчик, который недавно прибыл в часть после учебки вместе с другими молодыми. К нему прижилась кличка «Молдаван», потому что был он типичным представителем своего народа: по-детски наивным, неунывающим и юморным, добродушным, дружелюбным парнем.

Водитель Женя, молодой, беззлобный и располагающий к себе киргиз с ухватками опытного воина и почему-то бледной для азиатов кожей ответил:

– Я не Дембель Неизбежный, чтобы всем нравиться, – при этом звучали нагловатые и дерзкие нотки старослужащего солдата, но как-то наигранно, не по-настоящему.

Бойцы рассмеялись. А другой молодой – Вася, родом из Москвы, также необстрелянный, попытался сыграть в «бывалого» и брякнул:

– Ага, и не пузырь водяры, чтоб всем наливать.

Но шутка не задалась – рано по срокам службы было так шутить, поэтому смеха не вызвала.

Женя, как старший и опытный солдат, постарался в меру сил показать масштабы «служения Родине»:

– Вот, Вася, ты хоть знаешь, сколько нужно служить до дембеля? Точно только. С точностью до каждой минуты до «Великого Дембеля»? Вот сколько два года в минутах?

Вася задумался над темой, стал в уме пытаться высчитать хотя бы приблизительно.

– Точно не знаю… Много… тысяч сто… больше? – прикинул Вася с его математическими московскими способностями.

– Ответ неверный! Ничего ты не знаешь! Это потому, слоняра^[2], что тебе ещё пахать и пахать до Дембеля Благословенного. Ты всех тонкостей этой службы совсем не догоняешь. Что тебе о дембеле думать? Рано ещё! Ты долг Родине не отдал, только кашу жуёшь казённую на халяву. Вот послужишь с моё, вот тогда научишься Родину любить, разгильдяй! Будешь каждую минуту высчитывать до своей московской жизни кучерявой…

– Да, ну и сколько? – протянул Вася.

– Один миллион 51 тысяча 800 минут, – солидно сообщил Женя, – и я их все выслужил, и на третий год пошёл. Как матрос. – --">